Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III
Шрифт:
К моему удивлению моя показная скромность всем понравилась, хотя некоторые, услышав что я величаю Аникиту боярином поморщились. Вельяминов же, не чинясь, стал рассказывать, да так складно, что я сам сидел заслушавшись. Вот не замечал я за ним прежде такого красноречия. Итак, Мекленбургские земли по его словам, хотя не велики, но весьма обильны. Народ там живет смирный и богобоязненный и только и делает, что благословляет своего правителя, то бишь меня, и исправно платит подати. Городов под моей рукою никак не менее двадцати и в самом худом больше каменных домов, чем было в Москве до смуты. А роду я знатного и веду его от, ни много ни мало от самого князя Никлота, а в родне у меня король свейский, да еще датский и аглицкий тоже родня немалая, при всем при том что и сам я роду
– А кто таков этот князь Никлот?
– спросил какой-то степенный боярин с густой и длинной бородой.
– Сказывают, князь Рюрик отправившись в Новгород по зову Гостомысла, оставил на княжении старшего своего сына, которого звали Никлотом.
– Немедленно ответил, очевидно, готовый к такому вопросу Аникита.
Я едва не поперхнулся от такого генеалогического исследования, но на обращенные на меня взгляды только развел руками, дескать, дело давнее и бог его ведает как оно там на самом деле было.
– А отчего род твой королевский?
– спросил боярин с другой стороны стола.
Тут я не дожидаясь Аникиты, который мог наплести еще бог знает чего, отвечал сам.
– Пращур мой герцог Альбрехт был королем Швеции с 1364, по 1389 год от рождества Христова. По матери же я из Грифичей, герцогов померанских и в том роду также был король шведский Эрик. (Который, к слову сказать, отнял престол как раз у Альбрехта) Да и сам я нынешнему шведскому королю зять, ибо жена моя Катарина его родная сестра. Но я не о том хотел говорить с вами бояре. Ведомо ли вам о том, что гетман Ходкевич, ведущий обоз в Москву попал в лесной пожар и с великим уроном отступил, и теперь пока провиант снова не соберет к Москве не пойдет? А если ведомо, то отчего вы в Ярославле сиднем сидите, а не ударите по врагу, пока он слаб? Ведь ляхи держат только кремль и внутри этой цитадели ужасный глад.
– А ты про то откуда ведаешь, герцог заморский?
– Про пожар? Так я его сам и учинил! А про глад в кремле вы и сами не хуже меня знаете.
– А скажи еще, тебе какая корысть в том, что мы Москву у ляхов отобьем?
– Мне никакой, кроме того что когда война окончится я смогу к себе вернуться к жене, да к хозяйству.
– А сказывают, ты за королевича Карла Филипа стоишь, что бы мы его на московский престол избрали.
– Не отпираюсь, королевич мне родня и я за его дела радею. Только я не московит и в соборе у меня голоса не будет. Кого выберете, тот и будет вашим царем! Выберете королевича, то мне и брату моему названному королю Густаву Адольфу любезно будет. Не выберете, я с голоду не помру.
– А кем ты себя видишь в земской рати, герцог?
– Я здесь случайно, в полон попал, да и сбежал из него. Мне до вашей войны дела нет, но я вижу, что вы бьетесь за правое дело, а потому мне в стороне отсидеться стыдно. Не хочу ни места, не вотчин, ни чести. У меня всего этого в избытке, поболее чем у вас. Даже во главе отряда Вельяминова не хочу встать, хотя они мне крест целовали и в ополчение я их своей волей отпустил. Я готов простым ратником или пушкарем в строй стать, ибо сказано что последние станут первыми, а первые последними, если будет на то воля господня. А вам говорю так: - бросайте местничать, да о прибытках думать и идите на врага. Если сегодня не помедлите, то завтра вам господь победу даст. Я сказал!
– А что ты герцог думаешь, побьем мы ляхов?
– снова обратился ко мне боярин прежде спрашивавший о князе Никлоте
– У меня не слишком большое войско было, но я их бил не раз. И Дерпт, Юрьев по-вашему брал изгоном и в поле моя пехота крылатых гусар била.
– Ой ли княже, виданое ли дело чтобы пешцы кованую конную рать в чистом поле сокрушили?
– Не веришь мне спроси у Аникиты, да и про то как я для шведского короля Эстляндию воевал, поди, наслышаны.
Препирались мы еще долго, но все-таки удалось настоять на скорейшем выступлении. Когда высокое собрание разошлось, я отправился ночевать в отведенную мне горницу. Было довольно душно и мне не спалось, поворочавшись какое то время я решил выйти во двор. Накинув на плечи свой "шикарный" кафтан и по привычке прихватив шпагу с пистолетами,
Но что он собирается делать? Окошки в теремах довольно узкие и внутрь ему не пробраться, Ага понятно, вон у него какой самопал. Сейчас пристроит его к оконцу и жахнет жребием внутрь горницы, вряд ли кто переживет такое. Ну да посмотрим, кто кого. Аккуратно взведя курки у обоих пистолетов чтобы не выдать себя неосторожным звуком затаив дыхание целюсь. Расстояние великовато, но другого выхода все равно нет. Выстрел разрывает ночную тишину в клочья. Попал я злоумышленнику, кажется в ногу, но он от неожиданности теряет равновесие и кулем падает вниз, крепко приложившись о дощатый настил. Его сообщник недоуменно вертит головой и это его ошибка, второй выстрел ставит точку в неудавшемся покушении. Двор наполняется встревоженными вооруженными людьми ищущим причину тревоги. Я, усмехнувшись, показываю им на лежащего во дворе злодея. Тот расшибся, упав о настил и не подает признаков жизни, но на крыше был его сообщник и княжеские слуги приставив лестницу, лезут на терем. Раненый злоумышленник пытается уйти, но погоня его настигает. Я тем временем осматриваю ружье, которое выронил разбившийся тать. Я в этом времени насмотрелся на всякий огнестрел, но этот экземпляр довольно интересен. Ствол короткий с раструбом, если зарядить такой картечью снесет все на своем пути. "Лупара" - припомнилось мне название подобного карамультука. Страшное оружие! Опаньки, а это еще что, сколько он туда зарядил, и он ли?
Вышедший во двор князь Дмитрий Михайлович осматривает убитого татя, потом его оружие, поданное мною, и недовольно хмурится. Тем временем к нему подволакивают схваченного. Я подойдя ближе тоже внимательно смотрю на злодея. Не высокого роста, но явно крепкий и жилистый человек лет тридцати. Бороды нет, только усы, в ухе серьга. Смотрит с ненавистью, но молчит.
– Кто тебя послал?
– спрашивает Пожарский.
– Отвечай пес!
– Я не пес, я только кутя, а вот придет пес он тебе горло то прогрызет.
– Хрипит тот в ответ.
Князь приказывает тащить его на допрос и, обернувшись, снова натыкается взглядом на меня.
– Ты стрелял, - не то спрашивает он, не то утверждает глядя на меня в свете факелов.
Я в ответ лишь пожимаю плечами.
– Благодарствую. Пойдешь в подвал вора допрашивать?
– А чего его допрашивать? У него на морде написано, что он казак, а коли казак то послал его либо Заруцкий, либо Гонсевский. Разве что узнать какая сволочь ему на твое окно указала? Уж вряд ли в городе многие это ведают, а они точно знали куда им стрелять надобно. И вот еще посмотри князь, какое у покойничка занятное ружьецо.
– А что в нем такого?
Да ничего кроме заряда избыточного, кабы вор выстрелил заряд бы в цель ушел, но и само ружье бы разорвало. Одним выстрелом двух зайцев, и тебя нет и концы в воду!
Наутро когда я выспавшийся и в прекрасном настроении вышел во двор меня сразу позвали к князю. Тот хмурый, явно больше не ложившийся испытующе посмотрел на меня.
– Откуда ты все знаешь, герцог?
– Все только господу нашему ведомо, - отвечал я ему, - а я знаю далеко не все, хоть о многом и догадываюсь. Заруцкий?