Приключения Вернера Хольта
Шрифт:
В казарме команды последней очереди сидели на чемоданах. Две роты были уже переведены в Среднюю Германию. Говорили, что учебный взвод штабной роты под командованием лейтенанта Венерта несет караульную службу где-то за Нейсе. Вольцов, Феттер и Хольт отправились на поиски. Свой взвод они нашли западней Бауцена — он охранял противотанковое заграждение.
Хольт почти уже не помнил Венерта. Лейтенант не утратил ни былой выправки, ни былого лоска, и складка на брюках была все так же остра, разве что появилась какая-то нервозность — уж слишком часто он поправлял
Проезд через противотанковое заграждение был еще открыт. К близлежащему лесу и далее, к гряде холмов, тянулась система окопов с дзотами и траншеями. В леске стоял барак. Солдаты постоянно находились в дзотах и окопах. Круглые сутки у заграждения дежурили парные часовые. День и ночь с востока на запад по шоссе устремлялся бесконечный поток беженцев: старики, женщины, дети, отходящие штабы, спасающиеся бегством деятели национал-социалистской партии. Посты проверяли документы, а через два километра стояла команда полевой жандармерии.
Ревецкого с ротой выздоравливающих отправили на фронт. Бек теперь командовал первым отделением, но уже не кричал и не буйствовал, разговаривал по-приятельски. Командиром второго отделения поставили Вольцова. Началось бурное таяние снегов, наступала весна. Окопы залило, солдаты месили ногами жидкую грязь. Подвоз продовольствия прекратился, люди недоедали.
Как-то вечером часовые вызвали Вольцова — его отделение стояло в карауле. На шоссе остановился большой открытый «мерседес» с включенными фарами. В ярком свете, широко расставив ноги, автомат на изготовку, стоял Феттер. Второй часовой обходил машину сзади. Водитель, откинувшись на спинку сиденья, курил. Трое офицеров — один подполковник и два майора — в один голос, грассируя, выражали свое возмущение. Один из майоров, длинный, худой человек в никелированных очках на хищном носу, стоял в машине рядом с шофером, наклонившись вперед над ветровым стеклом. Вольцов отдал честь.
— Господин майор?
Феттер, почесывая свободной рукой затылок, нахально крикнул:
— У них документов нет. Драпают!
Теперь разорался и подполковник. Но тут подошел Венерт.
— Наконец-то, лейтенант!.
Майор рывком открыл дверцу. Лейтенант Венерт, остановившись в полосе яркого света, приветствовал офицеров. Майор принялся ему что-то внушать. Вольцов с недоверием следил за ними. Подполковник подкреплял свои слова жестами, затем, удовлетворенный, сел в машину. Венерт приказал:
— Пропустить!
Вольцов помедлил, но в конце концов, отступив на шаг, освободил дорогу. Феттер тоже отошел на обочину и перекинул автомат за спину. Мотор взревел, и «мерседес» умчался. Венерт, ни слова не говоря, зашагал к бараку. Позднее он сказал примирительно:
— Вольцов, в таких случаях положено…
Но Вольцов резко оборвал своего начальника:
— Держу пари, что эти три господинчика драпанули.
Венерт как бы не заметил вызывающего тона Вольцова.
— Обстановка может потребовать, чтобы офицер, как наиболее ценный человек в части, сберег себя…
— Обстановка! — фыркнул Вольцов. — Обстановка
— Возьмите себя в руки, унтер-офицер Вольцов!
— Взять себя в руки? Знаете, что я возьму, господин лейтенант? Веревку! И если еще раз увижу, как кто-нибудь драпает, я собственными руками вздерну подлеца на первом же фонаре! Пули мне на него будет жалко! — С этими словами он подошел к двери и крикнул: — Я придерживаюсь приказа фюрера — драться до последней капли крови! У меня не было доказательств, не то достаточно мне было кивнуть Феттеру — он у нас отчаянный на такие дела, господин лейтенант… Нам ничего не стоит с позором отправить кого угодно па тот свет.
И он ушел, хлопнув дверью.
Хольт вышел из барака. Спустился в траншею. Под ногами трещал лед. Грязь затвердела. В конце хода он увидел Петера Визе: завернувшись в сырое одеяло и натянув сверху плащ-палатку, он сидел, откинув голову к стенке окопа. Хольт молча сел рядом. В животе у него бурчало от голода.
— Вот возьму сейчас и сожру НЗ.
— Лейтенант запретил, — сказал Визе. Но Хольт уже принялся жевать.
— И тебе бы надо поесть, а то на мертвеца стал похож, — сказал он и сразу об этом пожалел. Визе улыбнулся немного грустно.
— Я часто думаю об одной книге, — сказал он, — Виктора Гюго… »Человек подвластен тирану… — говорит в ней бывший член конвента, — и тиран этот — невежество».
— Потому ты так и старался в школе? — спросил Хольт. Визе немного подвинулся и поплотнее натянул плащ-палатку.
— По правде говоря — потому, что очень многое на свете меня возмущало… и я надеялся… что можно… »Человек должен быть подвластен одному лишь Знанию!..» — «И Совести!» — поправляют его. И тут член конвента говорит: «Это одно и то же!» Понимаешь, он считает, что Знание и Совесть — одно и то же!
— Ну, тогда мы — люди, лишенные всякой совести, — серьезно сказал Хольт, и у него почему-то сжалось сердце. Но ведь… — А Кнак! — воскликнул он вдруг. — Тот всегда предостерегал нас: не переоценивайте науку. Офранцузитесь! Нордическому человеку свойственно соотноситься с бесконечным…
Визе сказал:
— Да… но… Я знаю, куда приводит отрицание меры… Во всяком случае — в музыке. В музыке это ведет к Вагнеру. Ведет, можно сказать, в Ничто. Да, да, в Ничто.
— Потому-то у германцев все и кончается гибелью, — сказал Хольт. — Еще в «Песне о Нибелунгах» говорится, что радость завершается горем… — Хольт не верил тому, что говорил. Он думал: все фальшь и ложь!
Вот если представить себе: война кончилась, мы выжили — придется все начинать с самого начала, переучиваться, искать, расспрашивать…
— Брось ты, Петер, философствовать! Теперь главное — твердость! — Хольт натянул на себя одеяло и попытался уснуть. И снова он подумал: топчешься в темноте… с завязанными глазами!..
На следующее утро Венерт с Беком уехали в тыл, чтобы добиться наконец подвоза довольствия. За старшего он оставил Вольцова. Движение на шоссе все усиливалось.
— Пойду прилягу на часок, — сказал Вольцов.