Приключения Вернера Хольта

Нолль Дитер

— Эти бандиты убивают друг друга! — услышал он громовой голое капитана. — Неслыханное безобразие!

Хольт ощупал распухшую голову. В дверях стоял Кутшера без фуражки, в одно из распахнутых окон заглядывал Готтескнехт. Кругом на полу, держась за голову, лежали и сидели на корточках какие-то фигуры. Санитар перевязывал кому-то залитый кровью глаз. Вольцов, почти не пострадавший, стоял перед капитаном, все еще сжимая в руке ножку от табурета.

— Они напали на нас превосходящими силами, — бормотал он.

— А тот, кто все это натворил, оказывается, жив-здоров,

ничего ему не делается! — o> рычал Кутшера. — Вы что же, думаете, что можете себе все позволить, а я буду терпеть?

Семерым курсантам так досталось, что их пришлось отправить на медпункт. Это были: Феттер, Гомулка и пятеро старших курсантов. Да нечаянно попал в перепалку дружинник из большой комнаты. Феттеру сломали переносицу, Гомулке выбили передний зуб. Он стонал и что-то шамкал распухшим ртом, беспомощно улыбаясь, а лицо его напоминало уродливую маску. Вся голова у него была в запекшейся крови, за ухом зияла большая ссадина.

Кутшера с проклятиями удалился. Готтескнехт сказал негромко:

— Я это предвидел.

Хольт, неудержимо всхлипывая, бормотал:

— Какое безумие! Какое идиотское безумие!

— И это вместо того, чтобы быть образцовым, братским содружеством! — отозвался со своей койки Цише.

Хольт не утерпел и снова рванулся к нему:

— Еще одно слово, дрянь фальшивая, и я тебя…

— Довольно! — сказал Вольцов. — Оставь Цише в покое. Если он не замолчит, я сам угощу его плюхой.

Неудержимая смешливость напала вдруг на Хольта. Плюха, повторял он про себя, плюха…

Кутшера закатил им внеочередную четырехчасовую маршировку, и этим эпизод был для него исчерпан. Старших курсантов распустили за два дня до срока — на этом настоял Готтескнехт из опасения, как бы Вольцов не вздумал взять реванш.

Хольт навестил Гомулку на медпункте; голова бедняги, забинтованная вдоль и поперек, бессильно лежала на подушке. Ссадину ему зашили без наркоза.

— Черт знает что, какая-то бойня! — пожаловался он. — Что у нас слышно на батарее? Я тут лежу и в толк не возьму, из-за чего началась эта идиотская драка. Бред какой-то!

— Тут дело в принципе, — сказал Хольт. — Исключительно в принципе. Почитай Фонтане. У него герой не хочет драться на дуэли, он понимает, что это дикий пережиток, и все же стреляется с другом своей жены и — из принципа — его убивает.

Гомулка слегка повернул к нему голову на подушке.

— Но если мы из принципа совершаем бессмысленные поступки, значит, принципы ложные.

— Не стоит об этом думать, — сказал Хольт. — Так уж повелось на свете, не мы первые, не мы последние.

Гомулка, видимо, устал; он ничего не ответил. Из больницы Хольт отправился к фрау Цише. Она встретила его восклицанием:

— Господи, на кого ты похож!

Он рассказал ей о вчерашнем побоище.

— Я чуть не удавил твоего Цише.

Она ласково провела рукой по его волосам.

— Успокойся! Хочешь чаю?

Прикосновение ее руки успокоило Хольта, оно словно лишило его воли. С ней все легко, даже самое тяжелое, подумал он. Она налила ему чаю и заговорила о каких-то пустяках. У нее было так тепло и уютно,

не хотелось и думать о возвращении на батарею. Он решил провести у нее ночь, хоть и знал, что Готтескнехт его выгораживать не станет. Но и это было ему теперь безразлично.

— Меня отпустили до утра, — соврал он. Но она отвечала решительно:

— Нет, Вернер, сегодня нельзя. — И в ответ на его удивленный взгляд продолжала просящим голосом: — Пойми, приезжает в отпуск Цише, я жду его со дня на день.

Он не сразу понял, что она имеет в виду не молодого Цише, а его отца, эту зверскую образину.

— Что такое? — пробормотал он, как оглушенный. — А как же я?

— Не дури! Его отпустили всего на несколько дней.

На несколько дней… Вот так оно и бывает: когда возвращается муж, любовника гонят за порог… И тут он подумал, что гнусный старик предъявит жене законные требования… От ревности и отвращения голова у него пошла кругом. Вне себя от ярости, он грубо схватил ее за кисть руки.

— Если ты его к себе подпустишь…

Она вздрогнула, но от его властного прикосновения лицо ее смягчилось, веки полузакрылись. Опомнившись, она сказала:

— Ты слишком много себе позволяешь!

Ах, вот как! Хольт отпустил ее, голова снова заболела, он почувствовал смертельную усталость. Он сорвал шинель со спинки стула и нахлобучил шапку. Она смотрела на него безучастно. Его силы уже иссякли. Он ждал только ее слова. Но она молчала. Когда он спустился вниз, им овладело глубокое отчаяние. Опять я один на белом свете! Вспышки гордости как не бывало. Он повернул обратно и позвонил. Она заставила его долго прождать у дверей. Он стоял у порога поникший, с шапкой в руке, она втянула его в переднюю, смахнула со лба непокорную прядь и улыбнулась ему.

— Глупый мальчик, позвони мне в первый же свободный день.

Он стоял, не двигаясь.

— Ты не должна…

— Дурачок, за кого ты меня принимаешь? У женщины всегда найдется отговорка…

Орудия вернули из ремонта, работы было выше головы. «Антону» поставили новый ствол. Вместо старых патронов прислали новые, с какими-то особенными гранатами. Через день вернулся с медпункта Гомулка. Особым приказом подгруппы Хольт и его одноклассники были произведены в старшие курсанты. Гомулка, с нашлепкой за ухом, сострил:

— Теперь мы не просто курсанты, а оберкурсанты.

После обеда прибыло новое пополнение — ученики рождения двадцать восьмого года из Силезии. Хольт, Вольцов, Феттер и Гомулка стояли у канцелярии и наблюдали, как новички высаживались и как их потом погнали на вещевой склад.

— Так и мы тогда приехали, — сказал Гомулка. Хольт кивнул. Бог весть когда это было!

— Братцы, наша взяла! — ликовал Феттер. — Наконец-то мы старшие!

Вся батарея построилась на подъездной дороге, и началась перетасовка. Новоиспеченные старшие из огневых взводов были распределены по всем шести орудиям на правах командиров и наводчиков. Шмидлингу с трудом удалось сохранить Вольцова, Хольта, Гомулку и Феттера за «Антоном». Кутшера, как всегда без головного убора и как всегда с собакой, выступил перед строем.