Приключения Виоле в Калифорнии и Техасе
Шрифт:
ГЛАВА XIX
Однажды утром Рох, Габриэль и я были приглашены в помещение великого совета. Тут мы встретились с четырьмя команчами, которых освободили несколько дней тому назад, и трудно было бы перевести с образного команчского языка их пламенные выражения дружбы и благодарности. Мы узнали от них, что до наступления темноты они скрывались от кайюгов в оврагах, а ночью успели завладеть тремя лошадьми и спаслись бегством. При переходе через большое ущелье они нашли старый красный шарф Роха и просили позволения сохранить его на память о своих бледнолицых братьях. Мы пожали им руки и обменялись трубками.
— Воины! Я созвал вас с целью войны, и вы явились на мой зов. Это хорошо. Но хотя я вождь, я человек. Я могу ошибаться, я могу вступить на ложный путь. Я не хочу ничего делать, ничего предпринимать, пока не узнаю мысли моих храбрых воинов. Выслушайте же меня!
Живет под солнцем племя краснокожих, мужчины которого — трусы, осмеливающиеся наносить удар врагу только сзади или когда во сто раз превосходят его числом. Это племя ползает по степи у больших ущельев; они питаются падалью и не имеют лошадей, кроме тех, которые им удается украсть у трусливых вачинангов. Известен ли моим воинам такой народ? Пусть они говорят! Я слушаю!
Сотня голосов разом назвала имя кайюгов.
— Я знал это! — воскликнул вождь. — Есть только одно такое племя краснокожих; у моих воинов зоркий глаз, они не могут ошибиться. Мы, команчи, никогда не снимаем скальпа с кайюга, как не снимаем его с ежа; мы только сбрасываем их с дороги, если они попадут на нашем пути; вот и все. Слушайте же меня, мои храбрые воины, и верьте мне, хотя я произнесу странные слова: эти гады, видя, что мы не убиваем их, как змей и скорпионов, вообразили, что мы не делаем этого, потому что боимся их яда. Тысячи кайюгов захватили, в числе других пленных, восемь команчей; они съели четверых и съели бы остальных, но храбрые избавились от плена; вот они перед вами. Неужели грязный кайюг — достойная могила для команчского воина? Нет; я читаю ответ в ваших пылающих взорах. Что же мы предпримем? Не должны ли мы наказать их и бросить их трупы на съедение волкам и коршунам? Что скажут мои воины? Пусть они говорят! Я слушаю.
Все хранили молчание, с трудом подавляя свое возбуждение. Наконец, один старый вождь поднялся и сказал:
— Великий вождь, зачем ты спрашиваешь? Что же может думать об этом команч и воин? Посмотри на них! Разве твой взор не проникает в их сердца? Разве он не видит, как кровь кипит в их жилах? К чему вопросы, говорю я; ты знаешь, что голос их сердца только эхо твоего. Скажи лишь одно слово, скажи: «Идем на кайюгов!» — и твои воины ответят: «Мы готовы, указывай нам путь!» Вождь могучего народа, ты слышал мой голос, а в нем — тысячи голосов тысяч твоих воинов.
Белый Ворон снова встал:
— Я знал это, но хотел услышать, потому что это радует мое сердце и заставляет меня гордиться тем, что я вождь такого множества храбрых воинов. Итак, завтра мы выступаем в поход и выгоним кайюгов из их нор. Я сказал.
Затем четверо освобожденных пленников объяснили, каким образом они попали в плен и каким страданиям подвергались. Они рассказали о своих злополучных товарищах и их ужасной участи, которую пришлось бы разделить и им, если бы их не спасло мужество трех бледнолицых, убивших пятерых кайюгов и разрезавших их узы; после этого они тоже убили пятерых врагов и спаслись, но до сих пор не имели случая рассказать своему племени о мужестве и великодушии трех бледнолицых.
После этого рассказа все воины, молодые и старые, смотрели на нас, точно были лично обязаны нам, и без сомнения, подошли бы пожать нам руки, если бы ненарушимые правила собраний совета не запрещали всякого беспорядка. Вероятно, эта сцена была заранее подготовлена вождем, желавшим представить нас своим воинам в самом благоприятном свете. Он махнул рукой, требуя внимания, и снова заговорил:
— Этому
Вы слышали, что сказали наши лазутчики: они были бы съедены кайюгами, если бы не наши гости, которые спасли не только жизнь четырех человек, но и честь племени. Мне нет надобности говорить более: я знаю моих молодых людей; я знаю моих воинов; я знаю, что они любят этих иностранцев, как вождей и братьев. Я сказал.
Окончив речь, он медленно вышел из помещения совета, и все последовали за ним на зеленую лужайку перед деревней. Тут главные вожди и воины племени торжественно приветствовали нас, а затем вошли в новую палатку, поставленную для нас посреди их главной площади. Мы нашли здесь шесть превосходных лошадей в богатом убранстве, привязанных к кольям палатки; это был подарок вождей. В нескольких шагах от входа висел на четырех шестах огромный щит с изображениями бобра, орла и медвежьих лап — первый тотем для меня, второй для Габриэля, третий для Роха. Мы поблагодарили наших гостеприимных хозяев и пошли отдохнуть в наше богатое и изящное жилище.
На другое утро мы проснулись как раз вовремя, чтобы видеть церемонию отъезда; воины, уже на конях, ожидали вождя. Под нашим щитом лежала сотня копий, обладатели которых принадлежали к тому роду, представителей которого мы освободили из плена. Спустя несколько минут они появились на площади на конях и в полном вооружении, готовые поступить под нашу команду. Мы решили, что для увеличения нашего авторитета в глазах индейцев будет полезно, если мои друзья примут участие в экспедиции, и когда появился вождь, окруженный старейшинами племени, Габриэль подошел к нему.
— Вождь, — сказал он, — и мудрые люди храброго народа, вы почтили нас доверием, которым мы гордимся. Овато Ваниша заслужил его, потому что он могущественный человек в своем народе, но я и мой товарищ не вожди. Мы не отказываемся от предложенной вами чести, но мы должны заслужить ее. Молодой бобр останется в деревне учиться мудрости у ваших старых людей, но орел и медведь должны и хотят сопровождать вас в вашем походе. Вы дали нам храбрых воинов, которым будет обидно оставаться дома; мы последуем за вами.
Это предложение было встречено одобрительными восклицаниями, и вскоре храброе войско двинулось в поход.
До этой экспедиции кайюги были сильное племя, о котором почти ничего не было известно путешественникам. По своим обычаям и образу жизни они походили на клубов, истребленных оспой в области Колорадо. Они вели бродячую жизнь в степях, но были слишком трусливы, чтобы с успехом воевать, слишком неискусны в охоте, чтобы окружить себя довольством. Подобно клубам, они были каннибалы, хотя, кажется, не ели белых людей. Лошадей у них было немного, да и те краденые, так как испытывая почти хронический голод, они не разводили их, а убивали и съедали жеребят. Все племя вряд ли обладало полудюжиной ружей; большинство было вооружено дубинами, луками и стрелами. Некоторые старики-команчи говорили мне, что область кайюгов изобилует золотом.