Приключения во дворе
Шрифт:
Ходил Миша, ходил по московским улицам, думал Миша, думал и ничего придумать не мог. В начале седьмого приходил домой и начинал Анюте рассказывать новости, которые случились сегодня в лагере. Всё приходилось ему придумывать: и про подготовку к соревнованиям по лёгкой атлетике, и про игру в шашки, и про то, чем он в лагере сегодня занимался и почему ему сегодня опять нужно уходить вечером.
А тучи на него надвигались.
Когда паренёк из Мишиного двора сказал Кате Кукушкиной, что Миша Лотышев заболел, Катя сразу же записала себе в блокнот: «Если до четверга Миша Лотышев не выздоровеет, пойти навестить его с кем-нибудь из ребят».
Так как она была девушка аккуратная, то на перекидном календаре у себя дома она тоже записала на листке, обозначавшем четверг: «Навестить М. Лотышева».
Записи свои в календаре она просматривала каждый день, перед тем как идти в лагерь. В четверг, когда пионеры разбегались, прощаясь с Катей в конце дня, она подозвала Пашу Севчука.
— Подожди, Паша, — сказала она, — сходим к. Лотышевым. Что-то Миша уже пятый день болеет.
Севчук посмотрел на неё честными голубыми глазами.
— Хорошо, — сказал он, — пойдём.
Он прикинул, нет ли для него какой-нибудь опасности. Нет, опасности не было, он знал, конечно, что Миша здоров, потому что каждый день встречался с ним за сараями, но он понимал, что Миша его, Севчука, ни в коем случае не выдаст. Одно дело, если мальчик, вместо того чтобы ходить в лагерь, шатается неизвестно где, и совсем другое дело, если выяснится, что мальчик торгует билетами в кино, играет в азартные игры и безнадёжно запутался в долгах. Даже если они не застанут Мишу дома, всё равно Миша не проболтается. Он заинтересовал, пожалуй, больше, чем Паша, в том, чтобы скрыть всю историю.
Поэтому Пашины глаза были не только, как всегда, искренними и честными, но и безмятежно спокойными. Ему, Паше Севчуку, ничто не угрожало, а Миша пусть выпутывается как хочет.
Миша только что пришёл как будто бы из лагеря, ел суп и рассказывал Анюте о событиях, которые якобы произошли в лагере за день. Он так натренировался, что ему совсем не трудно было придумать. Он рассказывал о том, что ему наконец удалось сделать «солнце» на турнике, что он выиграл в шашки у двух ребят и поэтому, наверное, попадёт в участники чемпионата, он собирался рассказать ещё о том, какая назначала на сегодня экскурсия, когда в дверь позвонили.
Анюта пошла открывать. Миша, отправляя в рот ложку за ложкой, размышлял о том, что послезавтра придётся прийти в лагерь, а то что-то слишком затянулась
— А мы пришли навестить больного, — сказала Катя. — Небось соскучился он без товарищей!?
— Больного? — спросила Анюта. — Какого больного?
— Как — какого? — удивилась Кукушкина. — Мишу, конечно.
У Миши всё опустилось внутри. Он встал и стоял, держа ложку в руке — он забыл её положить, и смотрел на дверь широко открытыми глазами. Наступал час расплаты.
Дверь открылась, вошли Катя Кукушкина, Паша Севчук и Анюта.
— О, — сказала Катя, — да он уже на ногах! Доктор позволил встать? При гриппе главное — вылежать.
— Здравствуй, Миша! — сказал Паша Севчук, сияя безмятежно-искренними глазами. Он спокойно вынул ложку из Мишиной руки, ложку положил на стол, а Мишину руку пожал.
Миша молчал. Катя тоже потрясла ему руку, уселась напротив на стул и внимательно на него посмотрела.
— Выглядишь молодцом, — сказала она. — Температура нормальная?
Миша забыл закрыть рот. Подбородок у него отвис, и он смотрел на Катю Кукушкину только для того, чтобы не смотреть на Анюту. Встретиться глазами с сестрой было сейчас выше его сил. «Провалиться бы сквозь землю», — вспомнил Миша знакомую издавна фразу, и тут же в голову ему пришла дурацкая мысль о том, что до земли далеко и если он провалится, то окажется у живущей внизу Марии Степановны, которой он тоже не сможет смотреть в глаза.
— Да, температура нормальная, — услышал он как будто откуда-то издалека донёсшийся голос Анюты. — Доктор сказал, что завтра он уже может идти в лагерь.
Миша несколько раз глотнул открытым ртом воздух и наконец догадался закрыть рот.
— Ну, очень хорошо, — сказала Кукушкина. — А то мы уже соскучились без него. Да и ты, наверное, соскучился? — спросила она Мишу.
— М-м-м, — промычал Миша, сам не отдавая себе отчёта, что он хочет выразить своим мычанием.
— Что читал? — деловито спросила Кукушкина. — Во время болезни приятно читать.
Неизвестно, что бы ответил Миша. В голове его с чудовищной быстротой мелькали названия книг: «Том Сойер», «Таинственный остров», «Кондуит», «Школа», «Остров сокровищ». Он не знал, что назвать, потому что голова его была занята одной главной мыслью: как бы не встретиться глазами с Анютой.
— Миша прочёл «Таинственный остров», «Гекльберри Финна» и несколько рассказов Чехова, — услышал Миша по-прежнему издалека доносившийся голос Анюты.
Миша посмотрел в окно. За окном видны были верхушки деревьев, росших во дворе, и дом, который стоял напротив. Так было бы хорошо, если бы можно было выпрыгнуть в окно и оказаться там, в этом чудесном мире. Там ходит жена инженера, живущая этажом выше, с огромной собакой, которую она считает овчаркой, хотя все ребята во дворе знают, что это простая дворняга. Там носятся малыши, играют в «пятнашки», живут своей лёгкой, весёлой жизнью.
Пока Миша думал об этом, Катя Кукушкина беседовала о чём-то с Анютой. О чём — Миша не слышал. Не до того ему было. Как будто колёса крутились в его голове, бешено крутились, так что спицы сливались в одно. Один раз он услышал обрывок фразы, которую сказала Анюта: