Приключения юнкора Игрека
Шрифт:
—Вкусно. Именно вкусно!— подтвердил Борька.— Сам убедишься. Он в конце урока яичницу жарит.
—Для всех?— переспросил я.— Это с какой-такой радости? Или, может, у вас за хороший ответ на физике вместо пятерок награждают яичницей?.. Догадываюсь...— усмехнулся я.— Наверное, на английском вы лакомитесь отбивной, на узбекском — шашлыком, а на труде печете в золе картошку. Угадал?
Поняв, что я над ним потешаюсь и ни слову его не верю, Самохвалов надул губы и отвернулся. Пришлось идти на попятный. Ладно уж, яичница так яичница. Разберемся еще, что к чему. И я предложил:
—Айда, что ли, в подвал?
Самохвалов тотчас же повеселел. Тень обиды спрыгнула с его лица, как кот с остывшей печи.
—Только давай лучше ко мне пойдем,— предложил он,— Мы ведь уже договорились, что будем все держать в тайне.
—А у тебя сейчас никого нет дома?
—Не-а! Мама в театре, она у меня актриса. В ТЮЗе играет. Знаешь, как здорово! Я тебя бесплатно проведу. Хочешь?
—ТЮЗ — это хорошо,— согласился я, и мы поспешили к Самохвалову. Выйти на балкон, открыть люк и спуститься по лесенке вниз — все это было делом одной минуты. Борька щелкнул выключателем, и лампочка осветила бетонные стены огромного подвала, который занимал все пространство под балконом.
—Идем сюда!— заторопил меня Борька, и мы приблизились к земляной перемычке.
—Давай сюда лопату!— сказал я.— Тут дел минут на десять. Сейчас увидишь, как это делается.
—Не спеши!— успокоил меня Борька.— Не сейчас. Пускай сначала твои родители вещи в подвале расставят и успокоятся. Тогда все и сделаем. А так — сразу ведь заметят... Надо нам сперва их бдительность усыпить...
Самохвалов был прав. Да и идея его — сделать подвалы сообщающимися — мне начинала нравиться уже всерьез.
—Только — чур, не забывать закрывать в доме краны и не затапливать подвал,— с заговорщицкой улыбкой предупредил я.— Не то у нас и впрямь получится совсем по физике...
Оставалась самая малость — подождать, когда всхрапнет бдительность моих родителей.
Как говорит Акрам: «Капитан шторму дорогу уступает не потому, что воспитанный, а потому, что умный».
Ясно, что, согласившись разделить с Самохваловым тайну сообщающихся подвалов, я связал себя необходимостью проситься в его восьмой «в». Наутро мы с мамой стояли у двери с табличкой:
Уговаривать Леопарда Самсоновича и вовсе не пришлось.
—Не возражаю,— сразу же сказал он.— У них контингент неполный. Давайте определять парня в «в», раз у него там друг учится.
Узнав, что мама — учительница, Леопард Самсонович предложил ей работать у себя, и она, конечно же, сразу согласилась.
—Вот и хорошо! — обрадовался директор и добавил еще что-то, повторив несколько раз мудреное слово «контингент».
В коридоре меня ждал Борька Самохвалов. Узнав, что все в порядке, он просиял.
Мы выскользнули в школьный двор, где сейчас вовсю клокотала перемена.
Легкий морозец, сковавший за ночь лужу у крана,
—Отвалится ведь!— спокойно сказал я, чтобы разом охладить воинственный пыл перваша, беспощадно наступавшего на трубу, ушедшую в глухую и пассивную оборону.
Резко вырвав руку и еще не остыв от атакующего пыла, кроха-каратист злобно выкрикнул, жалуясь на заледеневшую и уже заметно накренившуюся трубу:
— А что она... Она сама...
Впору было опешить от такой наглости. Послушать его — так это не он истязал трубу, а она сама приставала к беззащитным малышам и заслуживала того, чтобы ее связали и отнесли для разбора-дела в комиссию по делам несовершеннолетних.
Между тем, препираясь с малышами, я заметил, что с края крыши, неподалеку от того места, где начинала свой разбег эта злополучная труба, свисает громадная ржавая сосулька. Ее хищные клыки напоминали страшные зубы дракона, который в сказках издыхает, развалившись на высоком утесе или ветвях дерева, позволяя при этом смертельному яду преспокойно капать вниз — в ладони умирающих от жажды и ничего не подозревающих путников. Немного фантазии — и можно было представить, что дракон перекочевал с утеса на крышу школы. Еще легче было представить, что может произойти, если вся эта грозная ледяная челюсть или хотя бы один зуб сорвется с крыши, стальным штыком полетит вниз на беспечно резвящихся на катке малышей... Я сразу же утратил всякий интерес к трубе и каратисту.
—Гляди,— показал я Самохвалову на сосулище.— Упасть может.
—Может,— согласился Борька.
—Надо что-то делать,— сказал я.
—Предлагаешь лезть на крышу? Не-е. Запросто упадешь. Что потом маме скажешь?
Я вздохнул. Верно говорит Борька. Скользко. Да и мамам, похоже, про такой наш поход на крышу другие говорить будут...
—Вот бы палку такую...— размечтался Самохвалов.— Длинную-длинную. Сразу бы все посшибали.
—Палку?— усмехнулся я.— На три этажа. Это, если хочешь знать, целый тополь надо спилить, а потом его всей школой держать, чтобы лупить по сосулькам.
И тут меня осенило.
—Слушай, а ведь ты прав!— воскликнул я.— Действительно, нужна палка. И, знаешь, куда короче! Просто ею надо из окна третьего этажа шуровать. Что у вас там? Во-он, прямо под сосулькой. Да ее, вижу, из окна рукой схватить можно.
Сосулька свисала до половины верхнего окна и, ухватившись теплой ладонью за ее ледяное вымя, наверное можно было подоить всю заледеневшую крышу, как доили мы в поселке неприветливую корову по кличке Киса.
—Не получится,— тряхнул головой Борька.— Наталья Умаровна не разрешит окно открыть.