Приключения юнкора Игрека
Шрифт:
— Тоже добрая память!
– А где это вы на скамейке работали?
—Не на скамейке, а на остановке! — назидательно поправил он.— Троллейбусно-автобусной. Контролером. Там она, голубушка, стояла. И так я к ней привязался, так привык! Ну, поверишь: никакой такой возможности не было, чтобы расстаться с ней, когда уходил.
Я усмехнулся и сказал:
— Но ведь там, наверное, не только скамейка была? Еще — дорога была. Троллейбусы ходили. Провода висели. Еще — облака плыли, ветер дул... Так ведь? Чего ж вы только скамейку на память захватили?
Дядя
—Ветер, говоришь... Верно: бывало, случался и ветер. Ты не сомневайся — взял бы и его. Да мне, брат, доктора простывать не велят. Понял, брат?! — И он больно хлопнул меня ладонью по колену.
Все было ясно. Не нужно было даже спрашивать, откуда у него автомат. Красавец-метрополитен, похоже, тоже оставил след в его биографии, и автомат вполне мог, вместе с обеими будками, достойно заменять записи в трудовой книжке дяди Сидора. В какое-то мгновение я с облегчением подумал: «А хорошо все-таки, что дядя Сидор Щипахин никогда не служил на флоте, и тем более — на одном теплоходе с моим братом Акрамом. Поглядел бы я тогда, как мой Акрам станет сходить на берег где-нибудь в Гаване или Сингапуре. Без якоря...».
Я спросил:
— А вы сейчас где работаете? Если, конечно, не секрет.
—Секретов не держу, — ответил Щипахин.— Ты об этом дружка своего спроси, он не хуже знает. Знаешь ведь?
Самохвалов кивнул:
—Знаю. В тире... Около кинотеатра.
В тире... Можно было не сомневаться, что вскоре покрышки на стенах потеснятся, освободив пяток гвоздей для ружей, а заодно и мишеней.
—А раскладушка тогда откуда?— не унимался я.— Тоже из тира?
—Во чудак!— засмеялся Щипахин.— Где это ты в тире раскладушки видел? Да в трудовом отпуске я сейчас, если знать хочешь. Но ведь скучно без дела, скучно. Вот и хожу кругом да соображаю, что можно в дело пустить.
—А стекло дадите?— напомнил я о цели нашего с Борькой визита.— Нам стекло срочно нужно.
—Какого размера?
Я перевел взгляд на Самохвалова. Про размер я и не подумал. Борька пожал плечами:
—А кто его знает — какой размер. Самый обыкновенный... Мы в школе стекло разбили, теперь надо другое вставить.
—Вот и вставляйте, коли надо!— сухо молвил дядя Сидор. — Разбили — вставляйте. Я-то тут при чем, у меня все стекла целы.
—А... стекло?— растерянно повторил я.— Ведь вы обещали стекло...
Щипахин смерил меня презрительным взглядом, встал:
— Тебе, браток, я ничего не обещал. Было бы — и то не дал бы. Потому как язычок твой больно мне не понравился. С перчинкой он у тебя. С горчицей. Обидел ты меня своими глупыми вопросиками, и потому катись отсюда, браток, колбаской!
Я покраснел и поднялся со скамейки. Наверное, я не на шутку обидел дядю Сидора своими подозрениями и вопросами, если он решил меня просто-напросто вытурить. И чтобы сказать что-нибудь напоследок, в дверях спросил:
— Какой колбаской катиться-то? Вареной?.. Копченой?
—Сервелатом!— рявкнул Щипахин и я заключил, уже сбегая вниз по лестнице:
—Понятненько
У выхода из подъезда я подождал Самохвалова. Велико же было мое удивление: минуты три погодя он вышел, осторожно держа в руках... стекло. Борька сиял: — Гляди! Дал! И чего ты к нему пристал? Не понимаю... Видишь, если с ним по-хорошему, то и он добрый. Правда, говорит, оно три рубля стоит. Ладно, вечером что-нибудь придумаем. Отдадим трешку...
— Добрый, говоришь?!— Я едва не задохнулся от негодования.— А ты знаешь, что это у него за стекло?
Борька опешил:
—Стекло как стекло. Стеклянное...
—Хорош добряк — ворованное стекло подарил. Неси его обратно.
—А с чего ты взял, что оно ворованное? На нем же это не написано. Подобрал он его где-нибудь. Ты же сам видел — он отовсюду в дом несет...
— Ага! Все!— перебил я Самохвалова.— И газированную будку... И телефон-автомат... Все видел. А контрольно-пропускной автомат из метро тоже, по-твоему, на мусорке валялся?
Борька пожал плечами:
— Откуда я знаю, где он его нашел. Но ведь все равно здорово, скажи! В коридоре — автомат! Нигде такого не видел. Хочешь войти — бросай пятак. Хоть ты гость, хоть сто раз хозяин. Иначе не пустит. Суперкопилка! Интересно, а как он проходит в квартиру, если у него у самого пятака вдруг не окажется?— говоря все это, Борька хитровато поглядывал на меня. Ясное дело — зубы заговаривал.
—Тащи стекло назад!— повторил я.
—Вот еще...— Борька обиженно надул губы.— Я же, чудак, для тебя старался. Надо же окно починить — слыхал, что Натальюшка сказала? К директору поведет. Она ведь у нас еще и классный руководитель...
—Все равно...— вздохнул я.— Тащи его назад. Я другое найду. А этим пусть сам подавится.
Самохвалов уныло поволок стекло наверх, но скоро весело сбежал ко мне. Глаза его озорно посверкивали.
—Володь, ты в тире стрелять любишь?— спросил вдруг он.
Я выжидающе поглядел на Борьку. Что за странный вопрос.
—Ну, так слушай,— сказал он.— В тир к дяде Сидору лучше и не заглядывай.
—Это почему еще?
—Просил передать, что, если заглянешь, он тебя свяжет и вместо движущейся мишени поставит. Так и знай...
—Все ясно!— усмехнулся я.— Меня поставит, а сам мишени на память прихватит. Память-то у него, похоже, бездонная.
Как говорит Акрам — «Якорь красть — с ним же и утонуть».
Оставив до лучших времен поиск злополучного стекла, мы наспех подзакусили, прихватили портфели и отправились в школу. Настроение у меня было, что и говорить, хуже некуда. Шутка ли, станут меня сейчас представлять классу, а зоологичка — и к тому же, оказывается, еще и классный руководитель — укоризненно покачает головой и скажет: