Прикоснись ко тьме

Ченс Карен

Автостоянку окутало облако едкого сизого дыма, от которого у меня начали слезиться глаза. Раздалось несколько выстрелов, и я услышала, как Луи Сезар велел Приткину остановиться. Думаю, он боялся, что новый враг, появившийся на поле битвы, бросится на меня, а не на Джимми. Найдя эту мысль разумной, я не стала вмешиваться. Чувствуя, что теряю силы, я попыталась отыскать взглядом свое тело, пока меня не покинула жизнь; и тут я его увидела – кашляя и задыхаясь, оно выползло из густого облака. Не знаю, что с ним произошло, – лично я дышала нормально, но тут я вспомнила, что Томасу вовсе не нужно дышать и что я также не дышала, пока находилась в его теле. И сразу я начала хватать ртом воздух, как рыба,

и корчиться на земле, пока мое тело не схватило меня за ноги. «Помогите!» – крикнула я.

– Я цела? – Упав на колени, я начала обшаривать свою одежду. – Скажи, что с горлом у меня все в порядке! – просипела я, превозмогая боль, но, как выяснилось, кроме пореза на шее, все остальное было в полном порядке. – Оставайся здесь, – велела я смущенному Билли-Джо. – Я иду за Джимми.

Моя голова кивнула, а рука хлопнула меня по плечу. Остановившись на секунду, чтобы поднять рубашку Билли, пока никто о нее не зацепился и не упал, я поспешила туда, где шла драка.

Приткин что-то кричал; я слышала его и вместе с этим слышала множество других звуков. Кто-то разговаривал в раздевалке; я слышала это так ясно, словно люди находились совсем рядом. Музыка, звон игровых автоматов и спор между официантом и шеф-поваром на кухне звучали словно из соседней комнаты. Биение сердец последних выживших оборотней, многие из которых пытались заползти под автомобили на стоянке; дыхание тварей, сражающихся возле меня, и тихое шуршание подхваченной ветром бумажки превратили тихую автостоянку в ревущую станцию метро. Не знаю, как вампиры это выносят; возможно, они научились быть избирательными и отличать важные звуки от несущественных. Еще бы, иначе они давно сошли бы с ума. Но я этого не умела и, увидев мрачное лицо Приткина, не сразу поняла, в чем дело.

Я обнаружила еще одну вещь: оказывается, Томас видит предметы немного расплывчато, словно в дымке, и все же заметить распростертое тело огромной крысы мне было нетрудно. Вот черт. Так и знала, что они до него доберутся. Плакать над Джимми я не собиралась, но ведь он должен был рассказать мне об отце. Кроме того, мы заключили сделку, и мне не понравилось, что мои так называемые союзники сами изменили ее условия, не спросив на то моего согласия.

– Надеюсь, он еще жив, – начала я, когда передо мной возник разгоряченный Луи Сезар.

Закончить фразу я не успела, потому что его железная рука схватила меня за горло и сжала мертвой хваткой. Луи Сезар что-то выкрикивал странным резким голосом, совершенно не похожим на его собственный, но я его не понимала. На секунду в голове мелькнуло: «О, черт», затем меня затопило знакомое ощущение дезориентации. Я закрыла глаза, отчаянно желая, чтобы все это оказалось сном, чтобы у меня не начались видения – нашла время! – но все оказалось напрасно. Я вновь находилась в холодной каменной темнице, где во тьме слышались отчаянные, жалобные вопли узников.

Я упала на колени – не от страха, а от этих звуков, полных безысходной тоски. Раньше мне казалось, что таким тонким голосом вопят лишь истязаемые пленники, теперь я понимала, что это не так. Увидев меня, прикованные к стене люди начали кричать, и, хотя в их голосах слышалось отчаяние, они звучали как единый хор, состоящий из сотен или тысяч голосов – но не людей, а мертвецов.

В темнице стоял ледяной холод, но не из-за погоды за ее стенами, а из-за скопления призраков. Никогда в жизни я не видела разом столько привидений, сгрудившихся в одном месте, заполнивших воздух до такой степени, что было трудно дышать. Их отчаяние было осязаемым, оно липло к моему лицу, как клейкая лента, проникало в горло, заставляя кашлять и задыхаться. Кроме меня, в подземелье никого не было, и я начала вслушиваться в голоса призраков. Постепенно я начала различать отдельные слова

и понимать смысл их речей. Лучше бы я этого не делала!

Все они были очень несчастны. Сначала мне показалось, что это демоны, – столько ярости витало в воздухе. Но нет, это были не демоны; я ощущала присутствие обычных привидений. Через несколько минут, впитав в себя их ярость, я начала понимать, чем она вызвана. Обычно привидениями становятся по трем причинам: если человек умер преждевременно, если умер не по своей вине – скажем, был убит – или если у него остались какие-то незавершенные земные дела. Иногда бывает что-то еще – у привидений, как и у людей, бывают разные судьбы, – но в основном, как я говорила, главных причин три. Слушая тысячи жалобных голосов, я поняла, что здесь все – и основные причины, и целая галактика каких-то своих причин, рожденных обстоятельствами. Если бы все эти люди были живы, то для того, чтобы разобраться в их проблемах, всем психоаналитикам США пришлось бы работать двадцать четыре часа в сутки – в течение ста лет.

Привидение, жаждущее мести, либо наконец получает удовлетворение, либо так и болтается, пока не израсходует свою энергию. У большинства призраков нет постоянного донора, как у моего Билли, поэтому со временем они слабеют, потом от них остается один голос, а потом они исчезают совсем. Слушая голоса призраков, я поняла, что одни из них совсем слабы и нуждаются в «подпитке» энергией, тогда как другие еще сильны, словно умерли совсем недавно; да так оно, наверное, и было. Смысл этого был ужасен: отрицательная энергетика, накапливающаяся в этой камере пыток в течение десятилетий и даже столетий, была столь мощной, что могла свести с ума кого угодно. Вряд ли нашелся бы такой человек, который смог бы выйти из этого подземелья в здравом уме.

Я обвела взглядом темницу – в ней находились только я и призраки. Я не знала, что делать. Обычно мои видения происходили по определенному плану: начинались, обрушивались на меня, как грузовой поезд, заканчивались; я кричала и приходила в себя. Однако за последнее время мои психические способности начали принимать несколько иные, не слишком приятные формы; я чувствовала себя несчастной и была обижена на вселенную, изменившую собственным правилам. Взять, к примеру, это подземелье: ни за что на свете я не хотела бы сюда попасть. Внезапно в лицо ударил холодный ветер – призраки начали проявлять нетерпение.

– Что вам нужно? – еле слышно прошептала я, однако эффект был такой, словно я сунула палку в осиное гнездо.

На меня обрушилось столько жалоб, что я не видела ничего, кроме мелькания разноцветных пятен и обрывков каких-то картин; в ушах раздавался рев, словно в темницу ворвался ураган.

– Хватит! Прекратите! Я вас не понимаю!

Я попятилась и хотела прижаться к стене, но обнаружила, что не имею тела, во всяком случае, его физической оболочки. Несколько придя в себя, я увидела, что нахожусь в знакомой мне камере пыток. Я осторожно шагнула вперед. Я чувствовала себя вполне материальной – нога уверенно ощущали каменный пол, руки были хорошо видны. Слава богу, это были мои руки, а не Томаса; по крайней мере, мой дух выбрал правильную оболочку. Я пощупала руку – твердая.

Кроме того, я дышала. И все же узники меня не видели.

Женщина, которую я освободила в казино, вновь висела на дыбе. Вид у нее был не слишком, но по дрожанию ресниц и еле заметному дыханию я поняла, что она жива. Услышав за спиной какой-то шум, я обернулась и увидела толпу призраков, тысячи две; все они стояли и молча смотрели на меня. Такое я уже встречала, когда в одном помещении собралась целая военная бригада Порции, поэтому не слишком удивилась. Я видела призраков ясно и четко, не чувствуя при этом ни малейшего испуга; наверное, я к ним уже привыкла.