Прикосновение звёзд
Шрифт:
– Сделать вас еще более несчастной - вы считает меня способным на это.
– Помолчав, он медленно продолжал: - Я сказал, что Урс ни при каких условиях не причинит вам вреда. То же относится и ко мне. И душа ваша жаждет поверить в это, но сами вы отчаянно боитесь поверить. Тюремщик стережет и наказывает. Я - слуга ваш и хранитель, и не моя вина, что вынужденно посягаю на вашу свободу. Подобно тому, как детям не позволяют играть с иголками и булавками, так я не могу позволить вам совершить некоторые поступки, последствия коих принесут вам вред. Не бойтесь меня, доверьтесь. Не ищите в моих действиях злого умысла, не перетолковывайте их на свой манер, ведь любой поступок при желании можно истолковать как в пользу добра, так и в пользу зла. Попробуйте доказать человеку, что
– Господин Ларт...
– заговорила Гретхен и умолкла.
– Я не знаю, что сказать... Мне нужно подумать.
– Помедлив, спросила виновато: - Как вы нашли состояние Урса?
– Опасности нет, не тревожьтесь, он скоро поправится.
– Урс простит меня?
– Я думаю, он за вами вины не знает, - улыбнулся Ларт.
– Наверно, ему эта ситуация представилась иначе, чем нам с вами. Он обязан был оберегать вас, а значит, ни на шаг не отпускать от себя. Вдруг вы остались одна, а это - опасность, и ему понадобилось во что бы то ни стало вернуться к вам, что он и сделал. Но ваша вина?.. Ее нет.
– Ужасно...
– покачала Гретхен головой.
– А вы, господин Ларт... вы простите?
Ларт посмотрел на нее, снова улыбнулся.
– Если бы вы могли выполнить одно мое условие...
– Какое?
– обеспокоено спросила Гретхен.
– В моей стране нет многих условностей вашего мира. В частности, принято более простое обращение друг к другу. Вам будет слишком неприятно называть меня просто - Ларт, как вы уже сделали однажды?
– И... это ваше условие?..
– недоверчиво проговорила Гретхен.
– Если выполнение его не потребует от вас слишком больших усилий.
– Я... попробую.
– Я буду вам признателен. А теперь - я все же намерен переодеться.
– Ларт...
– остановил его в дверях голос Гретхен.
– А как обращаются к женщине... в вашей стране.
– Женщины - особая каста, более высокая. Обращение разное. Но в знак особо доверительных отношений женщина может позволить называть ее по имени, без дополнительных обращений.
– Я... хотела бы вам это позволить. Это можно?
– Я буду счастлив получить этот знак вашего доверия мне. Если он искренен.
– Думаю, что да...
– Благодарю вас, Гретхен.
Поклонившись, он вышел. Она закрыла глаза и будто оцепенела, пытаясь заглянуть в собственную душу. Что сейчас произошло? Она думала, что ведет игру, пытаясь убедить его, будто раскаивается и больше никогда... Но одновременно знала, - раскаяние было искренним! Значит, не играла, а следовала велению сердца? Значит, там, в глубине сокровенных даже от самой нее тайников, зрела готовность поверить, принять, довериться... И окончательно сломало преграду, которую она возводила между ним и собой, то, как он повел себя после подстроенного ею несчастья с его собакой... Ведь Урс ему очень дорог... А он - простил, более того - сумел понять...
Это с легкостью
Глава седьмая
очень маленькая, дабы не ввести читателя в скуку
философско-политический экскурсом в страну Ларта
Гретхен и не заметила, когда присутствие Ларта перестало ее тревожить, а его общество перестало быть тягостным. Она скоро оценила тонкую деликатность этого человека, который умел заметить малейшее изменение ее настроения. Когда ей хотелось одиночества - он уходил. Когда становилось тоскливо - Ларт был рядом и заполнял пустоту времени. Хотелось общения - и разговор был нескончаем; он молчал, когда ей надо было, чтобы он просто был рядом. Ни разу он не был навязчивым. Иногда к Гретхен возвращались сомнения и колебания. Правда, теперь они не были так мучительны - просто ей трудно было принять за безусловную истину то, о чем говорил Ларт. Тогда она становилась ироничной и порой ирония эта бывала злой. Потом Гретхен сожалела и раскаивалась в душе, но Ларт, казалось, принимал все как должное.
– ...Барон Ланниган не смог бы жить в нашем обществе, по нашим понятиям он - преступник и подлежит наказанию.
– По каким законам его осудили бы? По законам совести и морали или по правовым?
– Разумеется, я говорю не про общественное осуждение.
– Но нарушение каких законов суд мог бы вменить ему в вину?
– Полно-те, Гретхен! Даже по законам вашей страны - осмелься вы затеять судебное разбирательство - его осудили бы за систематическое истязание, вымогательство и суд нашел бы еще добрых полдюжины пунктов. В моей стране его судили бы за преступление одного закона - преступление против женщины.
– В вашей стране... Чем же она настолько другая?
– Вероятно, нашей философией, которая является идейной основой общества.
– Философия - поле деятельности немногих... А для общества, для народа... вероятно, религия?
– Да... пожалуй, можно сказать и так.
– То есть, вы проповедуете иную веру?
– Если я опять однозначно скажу "да", то введу вас в заблуждение. И испугаю - вы, чего доброго, вообразите нечто вроде мусульманского мира с его жестокостями. Это не так. Религия одна, как Бог един. Но люди на долгом пути своем потеряли истину. Теперь ищут ее, пытаясь обрести вновь, и многие, думая, что к ним пришло откровение, говорят: "Вот истина! Следуйте ей!" И дают Богу различные имена: Христос, Будда, Аллах, хотя они все - Он.
– А вы познали истину?
– сузив глаза, Гретхен выжидающе смотрела на Ларта.
– Нет. Тайну Бога нельзя познать, к ней можно лишь прикоснуться. Истина существует только для самого Бога. Человеку дано одно стремление к ней, сопряженное с постоянными заблуждениями. А познать... Мы желаем к ней приблизиться настолько, насколько это возможно.
– И все же, Ларт, что именно скрывается за вашими словами?
– В нашей стране, как в любой другой - западной, восточной ли, религия лежит в основе идеологии, определенных этических и правовых норм. В жизни многое противоречиво. И нужно знать нравственные истины, дабы не ошибиться в правильности избранного пути. Многие провозглашают: "Бог есть Любовь", но как мало помнят об этом в своих мыслях, поступках. Мы заложили этот постулат в основу всех наших законов. Они основаны на милосердии, любви и доброте.
– Но Ларт, спросите об этом любого правителя!.. В любой стране! Он провозгласит то же самое!
– Слова останутся словами. Чтобы они реализовывались в каждом дне жизни общества, необходимо с младенчества воспитывать в его гражданине убеждение, что мораль, совесть, честь, справедливость - лишь это делает человека человеком. Что эти понятия чисто человеческие. Создатель наделил ими лишь единственное из своих творений. Хищник, терзающий жертву, не знает "плохо" это или "хорошо". У него нет выбора. У человека есть. И он всегда знает, хорошее или плохое он творит. И если эти категории не возведены у него в степень внутреннего закона, внутренней потребности, он лишь имеет человекоподобный вид, на деле оставаясь животным. Ланниган - не человек.