Прикосновение звёзд

Крапп Раиса

Собака так и оставалась на поводке, боролась с обезумевшими волнами рядом с хозяином. Шлюпкой её не задело, а когда люди так страшно закричали, она, толи от страха, толи почуяв опасность, угрожающую хозяину, кинулась к нему. Едва ли выбивающийся из сил пёс смог бы долго продержаться на плаву, но к счастью, Ларт быстро пришёл в себя. И испытал ещё один удар, не менее страшный, чем борт шлюпки, обрушившийся на головы людей - Ларт не увидел рядом никого и ничего кроме Урса. Вероятно, это довершило бы дело, потому что отчаяние и боль, и ярость штормовых волн совершенно обессилили Ларта. Но тут море будто милостыню им швырнуло - поблизости, в кипящих водах мелькнул какой-то обломок. У Ларта сердце оборвалось от мысли, что им окажется

разбитая шлюпка, но это был только кусок мачты.

Ларт не знал, сколько времени носило их море, цепляющихся за этот обломок. Круглое, гладкое дерево то и дело выскальзывало из-под рук. Ларт ещё как-то ухитрялся помогать Урсу. Пёс тоже пытался выбраться из воды, опереться на спасительный поплавок, но он только тратил остатки сил, а в результате опять соскальзывал в воду. Ларт снова подтягивал Урса к себе, а когда пёс совсем обессиливал, Ларт хватал его за ошейник и удерживал на поверхности, хотя у самого голова раскалывалась от боли, и мутная, тошнотворная пелена наползала на глаза... Очень выручил их прочный кожаный ремень поводка - Ларт сумел обернуть его вокруг мачты, и они с Урсом оказались привязаны к обломку. Не будь этого, волны с легкостью расшвыряли бы их прочь друг от друга. Продолжалось это бесконечно долго. Потом шторм стал стихать, море успокаивалось, однако прошло ещё безумно много времени, прежде чем ног Ларта что-то коснулось, и он отдёрнулся от неожиданности, и тут же до его сознания дошло, что ноги коснулись песка - волны вынесли их на береговую отмель.

Когда исчезла необходимость каждое мгновение сражаться со смертью, организм сдался, исчерпав все свои возможности. Ларта нашли рыбаки. Они обратили внимание на большого пса. Он громко лаял, не трогаясь с места. Люди подошли и увидели, что собачий поводок застёгнут на запястье у человека, лежащего на песке без сознания.

Выздоравливал Ларт трудно, долго метался в жару. Простудный кашель доводил его до изнеможения, от него в разбитой голове вспыхивала страшная боль. В полубредовом состоянии Ларту казалось, будто голова его пуста, как детская погремушка, а вместо сухих горошин в неё насыпаны раскалённые угли, их огненные, жаркие отсветы вспыхивали под закрытыми веками. Он слишком ослаб, а силы возвращались медленно. Таким образом, вопреки нетерпению Ларта и его попыткам покинуть больную постель, сделать это ему удалось не скоро.

Добрые люди приютили его, сострадательно и добросовестно ухаживали за ним и лечили. Рыбацкая семья едва ли рассчитывала на вознаграждение, и велико же было их удивление, когда за бескорыстную доброту щедро воздалось. Хотя главу семьи очень смутила просьба незнакомца отправить одного из сыновей с поручением - уж больно дальняя предстояла юноше дорога. Но, в конце концов, он согласился-таки отпустить сына. Вот был бы он самым последним дуралеем, поступи иначе. Потому, что когда юноша доехал куда надо и явился с письмом Ларта по указанному адресу, ему немедленно, без лишних слов, вручили немыслимо большие деньги! Да ещё и тяжёленький кошель с золотом добавили.

Едва только Ларт смог держаться верхом, он начал поиски Гретхен. Объездил всё побережье, расспрашивал рыбаков и крестьян. Отчаяние охватывало его, но прекратить поиск означало согласиться, что Гретхен погибла. Упорство его было вознаграждено, когда ему показали шлюпку, вынесенную на берег после того шторма. На борту её было написано название их погибшего корабля, а судёнышко оказалось целёхоньким, без пробоин, и это вдохновило Ларта, вернуло уверенность, что необходимо искать и искать. Потом была ещё одна находка, но она принесла столько нестерпимой горечи, что Ларт не знал, не предпочёл бы он отказаться от этой находки. Это случилось, когда ему рассказали об убитом рыбаке и показали клочья женского платья, найденные в сарае.

Ларт находил следы Гретхен, но сама она будто растаяла. Он пытался найти объяснение, почему о ней никто не знает, как могло случиться,

что она никому не попалась на глаза. Ларт не мог знать, что Гретхен сама старательно избегала встреч с людьми. Тех, кто видел её, по пальцам можно было перечесть. Но Михель уже никому и ничего не мог поведать, а семья Сандры ни за что не проболталась бы о своих отношениях с Немым Пастором, из соседей же никто не знал о девушке, которую они выхаживали. Для себя Сандра и её родители решили, что при первой же возможности сообщат Пастору о незнакомце с собакой, сразу же, как только от Пастора кто-нибудь явится к ним.

Ларт уже ни раз был близок к отчаянию, но мысль о том, что шлюпка целой и невредимой достигла берега, что произошло это вскоре после шторма, а не спустя несколько недель, питала его слабнущую надежду. И хотя огромная часть побережья была им обследована безрезультатно, Ларт убеждал себя, что у Гретхен были все шансы спастись, он просто не мог согласиться с мыслью о том, что её нет больше, что Гретхен мертва. Чтобы мучительная эта дилемма не вставала перед ним каждый день, он определил себе, что до окончания сезона штормов не покинет этих мест, и будет продолжать упорные поиски.

Таким образом, едва только Тимотей Кренстон сделал шаг ко встречному поиску, встреча их стала неминуемой. Кренстон узнал бы о нём гораздо раньше, если бы гациенда его не располагалась в глубине материка, на значительном расстоянии от моря, в местах довольно малолюдных. Жители с побережья появлялись здесь не так часто.

Глава пятьдесят третья

преддверие открытий

...Если бы Гретхен когда-то взбрела фантазия представить, что она будет чувствовать, проснувшись утром в кровати Кренстона, причем оказавшись там вопреки своей воли... Она бы никогда не подумала, что чувствами этими станут покой и умиротворение. Не сознавая того, Гретхен хотела, чтобы ее избавили от необходимости решать, делать выбор. Она так устала сопротивляться течению, которое всё тащит и тащит её куда-то, сопротивление давно превратилось в беспомощное, из последних сил барахтанье. "Вот и всё, - как будто говорило ей это раннее утро.
– Больше ни о чём не надо тревожиться. С тобой рядом - твой муж, сильный, надёжный, любящий. И что с того, что сердце твоё не ликует и не трепещет? Тебе спокойно, а это так много".

Гретхен ни в чём не винила сэра Тимотея. Она знала из романов, что, порой физическое влечение подчиняет себе мужчину, берет верх над рассудком, и в этой страсти глохнут предостережения разума. Теперь испытала, как это бывает. Но ещё она знает теперь, что власть тела всё же слабее силы любви Кренстон был нежен с нею... Или - неистово нежен. И вместо негодования Гретхен преисполнилась тёплой благодарностью к нему.

Ощущения, которые он заставил её испытать, ошеломили Гретхен своей неизведанностью. Она имела очень мало опыта в интимной сфере. Ланнигана не заботили её ощущения даже в лучший период их семейной жизни. Таким образом, супруг не дал ей ничего кроме отвращения и страданий, и Гретхен представлялось это едва ли ни нормой. И теперь она вдруг поняла, что её ждёт масса открытий в стране, имя которой Любовь. И не забавно ли, что бывший священник станет ей проводником, даже он знает здесь больше, чем она, дама, три года прожившая с мужем!

Впрочем, что касается "священника", то Кренстон вовсе не был аскетом и святошей. Расставшись с обетами, он вёл образ жизни, естественный для молодого, сильного мужчины и не чурался плотских радостей. Его отношение к дамам высшего сословия осталось неизменным - презрительно-брезгливым. Кренстон полагал, что человека быстро развращает власть, богатство, доступность всевозможных удовольствий. Посему простые люди гораздо чище и искреннее. До недавнего времени в гациенде жила молодая женщина, открыто пользовавшаяся особой благосклонностью господина Кренстона на зависть многим. Она вернулась в село накануне появления Гретхен в Тополиной Обители.