Прикосновение
Шрифт:
— Относились хорошо, пока я вам нужен был, — возразил Тотырбек: — И брат твой только о себе думал. Нет, все вы, Тотикоевы, не в своем уме.
— Зря ты оскорбляешь нас, — покорно сказал Тузар. — Просто мы не ту дорожку избрали…
— Дорога волка всегда в лес ведет, — заявил Тотырбек.
— Попытаемся выбрать другую. И я верю, что ты нам поможешь, Тотырбек. Что скажешь, если я… подам заявление в ваш колхоз?
Чего-чего, а этого Тотырбек никак не ожидал. Он даже онемел от такой наглости Тотикоева. После всего, что случилось, он
— Думаешь, Тузар, о чем говоришь? — пристально посмотрел на Тотикоева.
— Думаю, — смело встретил его взгляд Тузар, — Не только о себе, но и о будущих Тотикоевых… Дети подрастают, и теперь от нас с тобой, Тотырбек, зависит, как им жить дальше. Если в стороне от всех будут, то вольно или невольно волками станут. Если же я вступлю в колхоз, — смотришь, и им это пойдет на пользу, и они свяжут с колхозом свои мечты… Так что от твоего слова зависит, друзьями будут наши дети или врагами…
Тузар умолк. Хитрец, со своих плеч сбросил ношу и взвалил ее на него, Тотырбека. А сам стоит с таким видом, будто свой долг выполнил. Хитрый… Как ни неприятно видеть перед собой Тотикоева, а приходится признать, что Тузар прав. Прав, потому что сегодня решается, как будут выглядеть Хохкау и Ногунал, как будут друг к другу относиться будущие поколения… Кто знает, может быть, жизнь выбьет из Тотикоевых всю дурь, сделает их настоящими людьми. Ведь не все в их фамилии были такими, как Батырбек. Достаточно вспомнить хотя бы Асланбека, мудрого и благородного старца. Прав Тузар, прав, не надо идти на поводу у своих чувств, а следует трезво оценить все за и против.
— Я понимаю, что много я не дам колхозу, — вновь заговорил Тузар. — Земли у меня мало, лошадь одна. Но и я, и мужчины, и женщины нашей фамилии будут работать не меньше других. В лени нас никто никогда не упрекал.
И это верно. Тотикоевы не ленивы. И все-таки Тотырбек нерешительно замялся:
— Прошлое над вами черной буркой витает…
— Прошлое? Советуешь нам жить прошлым, товарищ председатель? А к настоящему веры у тебя нет? Почему оглядываешься? Или невыгодно тебе смотреть на нас? Возьмешься по нынешним делам судить о людях, придется тебе принимать меры к мужу твоей сестры — Умару…
Тотырбек вздрогнул. Дождался он таки… То, что так его беспокоило, высказал ему молчун Тузар. Не говорит ли его устами весь аул?
— Не спорь, ты сам знаешь, кто больше рреда несет новой жизни — Умар с его настоящим или я с моим прошлым, — продолжал Тузар. — Но ты прощаешь ему гнилое настоящее, а нам все время напоминаешь прошлое… Несправедливо!..
Вот и еще раз Тотырбек убедился, что люди Ясдут от него решительного поступка. Поступка, который всем покажет, что Советская власть действует по законам справедливости, ко всем относится одинаково требовательно, никому не прощает алчности и эгоизма.
Тотырбек произнес:
— Иди, Тотикоев, иди… Твою просьбу о вступлении в колхоз мы обсудим…
Ушел Тузар, ушел, но буря в душе Тотырбека, вызванная
…Когда они вышли из хадзара, все село было у ворот дома Умара. Здесь же были и Урузмаг с Фаризат, их малыши-несмышленыши… Милиционеры повели Умара к подводе, в которую были запряжены его же кони… Его же, Умара! Почему-то от этого защемило в груди…
Фаризат повисла на шее Симы, никак не желая отпускать ее из своих объятий, громко посылала проклятия Тотырбеку.
— Разве иначе никак нельзя было? — гневно спросил у Тотырбека Урузмаг. — Почему на такое пошел? Родную Же сестру.
Тотырбек стоял бледный, едва сдерживал отчаянный крик, постыдно вырывавшийся у него из груди наружу… Знал он: теперь для него покоя не будет ни в селе, ни в Хохкау, ни в доме родном… Но знал он и другое: иначе он поступить не мог.
— …Услышишь, что случилось, скоро услышишь, — глухо произнес Соломон и добавил: — Главное, чтоб ты сейчас умно себя повел… «За дела отца сын не отвечает». Запомнил? «Ничего общего…»
Гагаев отрицательно покачал головой:
— Не стану так говорить.
— Умолкни! — рассердился бригадир. — Слушаться надо, когда старшие велят.
— Не могу я так…
Соломон положил ему на плечи руки, стал внушать:
— Я знал твоего отца. И я, и Мисост вместе с ним воевали, изгоняли из нашей земли деникинцев. Не скрываю: Умар хорошо воевал. Храбрый он и мужественный… И вдруг ударил по воздуху ладонью: — И как же он превратился в кулака?! Что с ним могло произойти?! — Помолчав, он вздохнул: — Как портит людей жадность… — И опять глянул на него; — Ты ему ничем не поможешь. Он сам виноват…
— Но что мне делать? — в отчаянии закричал Гагаев.
— Ты не должен поддаваться чувствам, — пояснил бригадир.
…Худо пришлось бы Руслану, если бы не Соломон и Мисост.
— Посмотрите на Руслана, — протянул руку в сторону Гагаева Соломон. — Разве он меньше нас переживает за дела на стройке? А как больно по нему ударила весть о случившемся! Красный боец — и вдруг превратился в кулака! Мы с Мисостом шлем свое презрение бывшему однополчанину!
— Правильно! — закричал Ахсар.
— Написать ему! Пусть знает все, что мы думаем о нем, — поддержал их Сергей.
Бригадир помолчал и тихо спросил:
— Но как мы можем осуждать Руслана Гагаева? За что? Он трудится от души. И у меня к Руслану нет никаких претензий.
До этих пор Гагаев держался мужественно. Но тут охватила его волна жалости к самому себе, — и Руслан отвернулся, боясь, что люди увидят его слезы.
Глава тринадцатая
…Руслан жил по-прежнему в том же бараке на восьмерых.