Прикосновение
Шрифт:
…Они смотрели на экран, следили за мелькающими на белом полотне мужчинами в черных котелках и женщинами в шикарных бальных платьях и в темноте крепко сжимали пальцы друг друга. Их волновала и влекла друг к другу неведомая сила… Они давно уже потеряли нить фильма, и мысли их были далеко от экрана…
— Ты в воскресенье едешь? — спросила Надя шепотом.
— Куда? — уточнил Руслан.
— Вас разве не предупреждали, что в воскресенье будет зиу? Фарнскому колхозу помочь надо…
— А-а, говорили, — вспомнил Руслан.
— Хорошо было бы, если бы вместе оказались, — прошептала она. — Целый день вместе!..
— Окажемся, — пообещал он твердо и решил, что сядет на подводу вместе с Надей;
И Руслан на глазах у строителей, вместо того чтобы направиться к подводам бригады Соломона, пошел в другую сторону…
— Заблудился, джигит, — усмехнулась одна из подруг Нади.
— Гагаев! — позвал его Мисост и осекся, увидев, что Руслан усаживается рядом с Надей.
Это был удивительный день, и природа, казалось, постаралась, чтобы он надолго запомнился Руслану и Наде. Фруктовый сад, куда их привезли, был на диво красив. Ветви деревьев гнулись под тяжестью яблок. Работалось весело, с шутками. Настроения не смог испортить и угрюмый старик садовник, время от времени покрикивающий угрожающе:
— Деревья не трясти! Яблоки срывать с веток…
Они переходили от одного дерева к другому. Пять-шесть минут — и корзина наполнялась. Руслан норовил сам ее отнести к подводам. Девчата не позволяли. Когда напарницей Руслана оказывалась Надя, Зина — подруга ее — грозила им вслед:
— Туда и тотчас же обратно, ясно? Я не спускаю с вас глаз… — и подружки ее весело, уже не стесняясь, прыскали в кулаки…
Руслан неловко ежился, а Надя широко улыбалась, глядя ему в лицо…
— Нет, как ты осмелился своих бросить, а? — шептала она. — Что они тебе завтра скажут? Выгонят из бригады…
— Выгонят — я к вам приду… — принимал он ее шутливый тон.
— А у нас бригада девичья, — напоминала она…
Вечером, когда люди стали заполнять подводы, чтобы отправиться домой, Надя неожиданно предложила Руслану:
— Хочу берегом. Пойдем пешком?
Все свершилось, как в сказочном сне. Так и осталось в памяти: шумная речка под ногами, луна над головой, шелест листьев кустарника. Крутой берег, поросший густой и мягкой травой, и жаркое дыхание любимой…
Ни слова. Слышно только, как трепетно бьются два сердца, — и трудно определить, какое из них ты сильнее ощущаешь: свое или близкого и родного тебе человека…
— Когда случается это, важно, как ты себя наутро при встрече поведешь; первый взгляд, первые слова много значат, — любил, похваляясь, говорить Ахсар. — Или она будет вить из тебя веревки, или ты останешься свободным и независимым. Будь благодарен, внимателен, но не делай вида, что ты чуть ли не жизнью обязан ей. Оба этого хотели, ничего страшного не произошло, это естественно, и так далее и тому подобное… Но говорить об этом, обсуждать проблемы, которые якобы встали перед вами, не стоит ни при каких обстоятельствах.
Руслан не верил всей этой премудрости. Наутро Надя была такой же, как всегда, — веселой и уверенно спокойной, не бросала на него пронзительных взглядов, не вздыхала глубоко и многозначительно. И вела себя как прежде — никаких просьб или жалоб. А ведь он был у нее первый… Она и привычную встречу после рабочего дня отметила тем же вопросом:
— Чего ты сегодня раньше с работы уходишь? Отпустили?
Так и жил он до того дня, когда бригадир подошел к нему и многозначительно сказал:
— Ты уже твердо стоишь на ногах, парень, смотри не сглупи…
Руслан удивленно уставился на него. Соломон подмигнул ему и объявил:
— Беги, Руслан, к проходной. Ищет тебя человек. — И сердито добавил: — Да поскорее оборачивайся!
Недоумевая, кто бы мог вспомнить о нем, Гагаев выбежал из почти уже построенного корпуса
Руслан пробирался сквозь толпу, как неожиданно кто-то окликнул его:
— День добрый, племянник!
Перед Русланом стоял брат его матери Тотырбек. Дядя переложил кнут из правой руки в левую и протянул широченную ладонь. Был он не молод, но и не стар. По виду не поймешь, сколько ему: тридцать или пятьдесят. Да ему было и начхать, сколько ему дают. Он и сам не знал точно свой возраст. Невысокого роста, в забыртах с выглядывавшей поверху соломой, которую он застилал в обувь, с подоткнутыми за пояс полами черкески, он выглядел так, будто только что месил землю, но его позвали и он, недолго думая, обулся и вышел со двора.
— Вырос, — сказал он довольно и чмокнул губами: — Но худой. Не болеешь?
Руслан засмеялся, порывисто обнял его. Племянник обрадовался Тотырбеку, хотя и догадывался об его роли в судьбе отца. Если бы дядя знал, как порой не хватает людей одной с тобой крови, которые вот так, без зова, сами появляются, заботливо смотрят тебе в глаза и с участием спрашивают: «Не болеешь?»
Его порыв смутил дядю, который как истинный горец чурался нежностей и старался скрыть свои чувства под личиной бесстрастности. Отступив на шаг, он отвернул от Руслана лицо и сердито кивнул на проходную:
— Покажешь свое хозяйство?
…Вечером дядя устроил в общежитии пир. В арбе оказался замусоленный, старый мешок, а в нем целый продовольственный склад. Сыр, куры, кусок говядины, сваренный целиком в котле, чурек… Под соломой в арбе притаились пятилитровый баллон араки и глиняный кувшин осетинского пива.
Надо было видеть их барак в тот вечер. Стол поставили между двумя кроватями, строители уселись. Не успел Тотырбек поднять тост и пригубить из рога, как ребята навалились на еду. Дядя сидел во главе стола и ошалело смотрел на множество рук, которые, нацелившись, брали со стола куски мяса, сыра, пирога, чурек… Тотырбек, собиравшийся вести застолье чинно и благородно, растерялся. Рядом с ним стояли кувшин с пивом и баллон с аракой, в руках он держал рог, но ребят больше всего привлекали не арака, не пиво — до них еще не дошла очередь, — а мясо, сыр, запах которых многие из находившихся в бараке уже позабыли. Здесь было изобилие, о котором можно только мечтать. И надо очень постараться, чтобы потом не жалеть о куске, к которому ты мог легко дотянуться, но проворонил. Кто знает, найдется ли еще у кого-нибудь из них дядя, который прибудет к ним с таким множеством вкусных вещей?!