Прикосновения Зла

Власов Сергей

Выходец из семьи мореходов, он рос на северной оконечности Афарского материка, в Эбиссинии, формально считавшейся не провинцией, а колонией Империи, и управляемой наместником зесара.

Мать Тацита была знатного происхождения, отец – нет, поэтому ему, полукровке, пришлось с малых лет обучаться ремеслу кораблестроителя. Однако юноше быстро надоело скреплять кипарисовые доски медными гвоздями под белым жгучим солнцем. Эбиссинец сбежал из дома, примкнув к компании молодых золотоискателей и охотников за рабами.

Сопровождаемые военными судами, торговые корабли вышли из Анейской дельты и поплыли вглубь малоизученного континента, к истокам

полноводной реки Инты. Затем исследователи высадились в джунглях, у подножия старого вулкана, называемого местными дикарями Домом Бога.

Отбиваясь от враждебно настроенных чернокожих, страдая от жары, гнуса и тропических лихорадок, имперцы добрались до подземных пещер, в которых, как уверяли плененные афары, были спрятаны несметные сокровища. Сложная сеть рукотворных тоннелей напоминала расположенный в пустыне, на западе Эбиссинии, храмовый комплекс, именуемый «фогтарас», а также ирригационные системы, характерные для столицы колонии – Таира.

Спускаясь в разветвленные подземные катакомбы, никто из отчаянных смельчаков и предположить не мог, что ждет их в этом царстве мрака и удушливой пыли. Шахты, имевшие причудливые многоярусные формы, в которых угадывались очертания террас, павильонов, бассейнов и мостов, стали убежищем для жутких мохноногих пауков размером со среднюю собаку. Дикари до зубовного стука боялись членистоногих, и немудрено ведь укус такого паука являлся смертельным для человека, а угодившего в умело замаскированные в стенах и полу пещер западни уже невозможно было спасти.

Из сорока храбрецов, забравшихся в мрачные лабиринты, выжил лишь Тацит. Искусанный ужасными тварями, эбиссинец метался в бреду, видя и слыша то, что считалось недоступным простому смертному. Ему мерещился гигантский Паук, оплетающий сетью весь мир, пауки-стражи, охраняющие ее, пауки-приманки, помогавшие завлечь в ловушки более крупную жертву, пауки-охотники, разбегавшиеся по самым темным углам, и находящие добычу за пределами сети...

Несколько недель чернокожие женщины племени Ши выхаживали истощенного, покрытого язвами Тацита, называя его Избранником. Он узнал свойства местных трав и кореньев, грибов с вогнутыми шляпками и горьких ягод, растущих на пожухлых кустах. Афарки доставляли чужеземцу все, о чем он просил, и открывали ему тайны местных ведунов.

Окрепнув от ран, Тацит заметил, что все чувства его стали острее, тело наливалось непривычной силой, а интуиция, больше похожая на звериное чутье, помогала избегать опасностей. С тех пор он никогда и ничем не болел, даже обычными для этих мест лихорадкой и расстройством живота.

Через три года эбиссинец выбрался из джунглей, прихватив с собой золото Ши, истолченные в порошок снадобья и эбонитовую статуэтку Паука. На самодельной лодке имперец смог доплыть до Таира. Отсюда караваны судов шли на север, к островной Геллии и мимо нее – в порты Поморья, Итхаля и Ликкии. Не долго думая, Тацит отправился прямиком в Рон-Руан.

Побродив по незнакомому городу, молодой эбиссинец заглянул в храм Мерта, Бога Мертвых, которого в колонии чтили под именем Сент. Во время ночного бдения Тацит познакомился с умным и рассудительным жрецом Руфом. Паукопоклонник охотно рассказал ему о своих необычайных странствиях и предложил стать Плетущим Сети, Первым понтифексом ктенизидов.

Вдохновленный услышанным, Руф оставил храм, чтобы проповедовать новое учение, которое быстро набирало популярность сначала в столице, а затем и в самых отдаленных частях Империи.

Эбиссинец легко уступил другу пальму первенства, так как не стремился к славе Плетущего – он чувствовал, что пока один создает Сеть, прочим надлежит обеспечивать ее безопасность. Тацит целиком посвятил себя важной миссии: подготовке пауков-стражей или эмиссаров[8] культа, и пауков-охотников – Ядовитых. Последние – люди разных социальных статусов, пола и возраста были объединены в этерию[9] и являлись кем-то вроде наемных убийц. Перед ними ставилась задача отсекать лишние Нити: устранять неугодных – тех, на кого указывал Тацит. В отличие от эмиссаров, которые по своему усмотрению могли действовать явно или оставаться инкогнито, Ядовитые были обязаны скрывать принадлежность к этерии и отрицать ее существование.

Тацит наделил эмиссаров правом действовать самостоятельно: искать среди культистов тех, кто не достаточно чтил Паука, нарушал его запреты, высказывал инакомыслие, роптал на понтифекса, а после – судить их и жестоко карать. Эмиссаров считали образцами справедливости, потому что от них нельзя было откупиться, как от государственных судей, за совершенные проступки богатый подвергался наказанию наравне с бедняком, вплоть до увечий и смерти.

Со временем Руф стал вхож во дворец и смог подать прошение зесару о возведении храма Паука на Киренских холмах. Клавдий одобрил строительство, пригласив Плетущего Сети для личной беседы, чтобы обсудить детали. Смелые взгляды паукопоклонника произвели на владыку неизгладимое впечатление.

Правитель, обычно прохладно относившийся к рассказам жрецов о Богах, неожиданно воспрянул духом. Истории о чудесных афарских лекарствах разожгли в сердце Клавдия давно угасшее пламя надежды: он мечтал о сыне, наследнике, который сохранит медленно разрушающуюся Империю.

Отварами из выжимок растений и паучьих ядов Руф лечил тело зесара, мудрыми словами исцелял его душу. Под влиянием ктенизида владыка стал отказываться от привычного образа жизни: понтифекс яростно осуждал праздную лень, обжорство, неумеренность в питие, блуд и стяжательство. Клавдий посвящал все больше времени делам Империи, а не пиршествам и оргиям.

Единственный, кто считал Руфа источником зла и норовил всячески досадить, был юный Варрон со своими, как казалось культисту, эгоистичными взглядами и ничтожными интересами.

– Только представь! – лектика качнулась и Руф крепко сжал рукоять посоха. – Грязная подстилка полагает возможным иметь собственное мнение о внешней политике и безо всякого стеснения врывается на государственный совет, чтобы открыть мерзкий рот и выплеснуть поток никому не интересной чуши. На месте Клавдия, я незамедлительно выставил бы эту мужеподобную шлюху за дверь, но нет, он предпочел стерпеть очередную выходку наглого ликкийского сопляка. И мне пришлось вступить в спор, чтобы наконец указать кинэду его место!

Тацит привычно молчал, он не любил много говорить. В глазах эбиссинца стоял немой вопрос, касающийся отнюдь не проблем с Варроном.

– Хочешь узнать об отправке на юг легионов? – понтифекс без труда понял, чем озабочен собеседник. – Как мы и предполагали, архигос Сурена неправильно истолковал приказ. Шторм вынудил его высадиться на северном побережье, а не следовать вдоль восточного, как ты указал на карте. Разумеется, войско увязло в песках, и афары расправились с ними, словно со щенками. Клавдий готов выделить еще шесть легионов, но на этот раз я хочу, чтобы ты сопровождал их.