Прилипалы
Шрифт:
Рядом кучковались Чарлз Гуэйн, специалист по контактам с общественностью Оскар Имбер, руководитель предвыборной кампании, и Фред Мур, телохранитель, личный слуга, виночерпий и прочее. Келли Каббин стоял футах в двадцати, за кадром.
Тут же крутились и функционеры местного отделения профсоюза, побуждая рабочих «подойти и пожать руку президенту Каббину». Фразу эту они уже повторяли, как заведенные, видя в этом свое участие в проходящем действе.
У всех, кроме телевизионщиков, спектакль этот вызывал чувство неловкости. У рабочих — потому что президент явился в столь ранний час лишь ради того, чтобы получить их голоса
— Привет, приятель, рад тебя видеть, — говорил Каббин.
Актер он был превосходный, все время менял интонации, так что одна и та же фраза каждый раз звучала по-разному, словно предназначалась непосредственно тому, кто в этот момент с ним ручкался.
— Ты будешь голосовать за него? — спросил Мелвин Гомес, сборщик вспомогательного конвейера, заработавший в прошлом году десять тысяч триста пятьдесят семь долларов.
Обращался он к своему соседу, Виктору Вурлу, литейщику, чей заработок за прошлый год составил двенадцать тысяч триста девяносто один доллар.
— За кого?
— За этого Каббина.
— Не знаю, возможно.
— А я думаю проголосовать за другого, как его, Хэнкс, что ли?
— Да. Хэнкс.
— Наверное, проголосую за него.
— Почему?
— Не знаю. А почему ты хочешь голосовать за Каббина?
— Не знаю. Думаю, нам без разницы, за кого голосовать. Все равно наверху будет дерьмо.
— Да уж, в этом ты не ошибся.
Десять минут восьмого телевизионщики начали собираться. Каббин повернулся к Оскару Имберу.
— Пошли отсюда. Я замерз.
— Нет возражений.
— Что еще у нас утром? — спросил Каббин Чарлза Гуэйна.
— Вы участвуете в радиопередаче в одиннадцать часов.
— Какой радиопередаче?
— «Утро с Филлис».
— Господи, да кто ее слушает?
Гуэйн пожал плечами.
— Не знаю. Может, те, кто на больничном.
В двух тысячах милях от завода, где на ветру мерз Каббин, в Вашингтоне, округ Колумбия, часы показывали десять, когда Микки Делла вошел в штаб-квартиру избирательного комитета Сэмми Хэнкса и швырнул на его стол листовку размером восемь с половиной на одиннадцать дюймов. [25]
25
Примерно с лист писчей бумаги.
— Где они это взяли? — рявкнул Делла.
Хэнкс взял листовку.
— Боже мой, — вырвалось у него.
Большую часть листовки занимала фотография Хэнкса в полной теннисной экипировке, с ракеткой в руках и глупой улыбкой на лице. Стоял он под большим солнцезащитным зонтиком, на фоне теннисных кортов и здания, более всего напоминающего загородный клуб. Подпись под фотографией гласила:
«А НЕ ПОИГРАТЬ ЛИ НАМ В ТЕННИС?
ТАК
Из текста следовало, что Сэмми Хэнкс, конечно, может уличать своего соперника в принадлежности к клубному профсоюзу. Но избирателям надо бы поинтересоваться, а в каких фешенебельных загородных клубах состоит сам Хэнкс. Разумеется, текст не блистал остроумием, но бил, по мнению Деллы, наотмашь.
— Где они взяли эту фотографию? — повторил Делла.
— Меня фотографировала жена. Пять лет тому назад, когда она пыталась научить меня играть в теннис.
— В загородном клубе?
— Совершенно верно, черт побери, в загородном клубе. В Коннектикуте.
— И где теперь эта фотография?
— В ее альбоме.
— Она дома?
— Дома.
— Позвони ей. Спроси, на месте ли фотография.
Хэнкс подождал, пока жена заглянет в альбом. Наконец, она вернулась, доложила результаты проведенного расследования.
— Спасибо, дорогая. Я тебе еще позвоню, — и он положил трубку. Посмотрел на Деллу. — Фотография на месте.
— Они ее пересняли, — Делла и не пытался изгнать из голоса нотки восхищения. — Они забрались в твой дом, утащили фотографию, пересняли ее и забрались вновь, чтобы вернуть на место. Ловко. Очень ловко.
Хэнкс с трудом сдерживал закипающую в нем злость.
— Ты хочешь сказать, что кто-то побывал в моем доме?
— Именно так.
— И они это распространят? — спросил он, указывая на листовку.
— Миллион экземпляров они напечатали наверняка. Уж я-то знаю.
— И что же нам делать?
Микки Делла усмехнулся.
— Не волнуйся, Сэмми. Пару сюрпризов я припас.
— Каких?
Делла вновь улыбнулся.
— Обычных, Сэмми. Из тех, что зовутся ударом ниже пояса.
Это была жесткая, грязная кампания, но последняя неделя обещала быть еще более грязной. Издательская служба, базирующаяся в Вашингтоне и предлагавшая передовицы тем из своих клиентов, кому не хватало ума или времени для написания собственных, в очередной статье крепко приложила Сэмми Хэнкса за то, что он использовал грязные политические методы во внутрипрофсоюзной борьбе. Статью эту напечатали на первой полосе двадцать девять газет. Теду Лоусону и соответственно фирме «Уолтер Пенри и помощники» сия публикация обошлась в пять тысяч долларов. Владелец издательской службы в свое время выдвигался на Пулитцеровскую премию. Теперь он писал для тех, кто платил деньги, и, если бы Сэмми Хэнкс первым принес ему пять тысяч баксов, в той самой передовице он бы с радостью размазал по стенке Дональда Каббина.
За исключением коротких сообщений и видеосюжетов в телевизионных выпусках новостей, предвыборная кампания велась на страницах печатных изданий и с помощью листовок. Тон ей задал Микки Делла своей первой листовкой с фотографией Каббина на поле для гольфа. Окаймляла листовку черная траурная рамка, еще одно изобретение Деллы. Подпись под фотографией гласила:
«НА КАКОЙ ЛУНКЕ ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРОДАСТ ВАШИ ИНТЕРЕСЫ СВОИМ ДРУЖКАМ ИЗ БОЛЬШОГО БИЗНЕСА?»
В нижеследовавшей статье Делла ясно и доходчиво расписывал усилия Дональда Каббина, предпринятые последним ради членства в «Федералист-Клаб». Далее рядовые члены профсоюза предупреждались, что такой президент плюнет на всех ради удовлетворения собственных честолюбивых замыслов.