Прими как есть. Я рядом
Шрифт:
Тина — тот редкий экземпляр, готовый слушать его. Всегда. Слышать. И, возможно, переживать вместе с ним. Возможно, именно это так подкупает. Она умеет слушать. И умеет сопереживать. Это можно понять едва заглянув ей в глаза. Такие невероятно красивые. И глубокие.
— Я хочу рассказать, — осознав, что рыжая зацепила его за живое, он даже не мог посмотреть на неё. Спрятав свой взгляд, следил за тем, как белеют костяшки на руках. И ком в горле… становится всё больше. — Тебе. Никому больше.
А она молчала. Не поторапливала
— Я просто не знаю, с чего начать. У меня язык не поворачивается. Тина? — стиснув челюсти, он всё же повернул голову. Не моргая смотрел на то, как подрагивают её длинные загнутые ресницы и… не дышал. — Я боюсь.
Его голос оборвался. И, разжав пальцы, он провёл влажными ладонями по своим брюкам. И сердце заходилось в бешеном ритме. Будто он так долго бежит… словно маленький зверёк, загоняемый хищником в западню.
И она. Молчала.
— Я боюсь жалости. — Сглотнул, надеясь, что ком в глотке рассосётся. — Всегда боялся. А от тебя — страшнее всего. Я не хочу, чтобы ты испытывала хоть что-то, даже отдалённо похожее на жалость. Ни тогда, ни сейчас. Это доводит до безумия.
Проведя кончиком языка по губам, Кристина едва заметно кивнула. И, глубоко вздохнув, дернула бровью. Будто давала добро на то, чтобы он продолжил.
— Я не жалкий, — добавил, отрицательно дёргая головой. — Хотя наверняка выгляжу именно таким.
— Просто скажи, — тихо произнесла Кристина.
Она понимала, как порой тяжело говорить. Простые слова могут казаться колючей проволокой, намотанной на язык. Она по себе это знала. Помнит, как сложно было рассказать Тане о том, что с ней случилось. Помнит ту дрожь в глотке и сухость во рту. И дышать… было нечем.
— Я не знаю с чего начинать. — Взъерошив на голове жёсткие волосы, Стас дёрнул уголком рта.
— Наверное, с начала?..
— Это касается моей семьи.
А она и не удивилась. Обычно, всё начинается именно оттуда.
— Отец? — Вспоминая встречу с его отцом и напряжение, царившее между ними. Тот холод и отстранённость. И взгляд: пустота с нотками ненависти.
— И он тоже. — Посмотрев перед собой, Стас позволил своему воображению нарисовать картину: отец и его дешёвка… за дверью кабинета обсуждают то, что он не должен был услышать. — Ты же в курсе, что моя мать умерла несколько лет назад.
— Да. — уверенно произнесла хмурясь.
— Это длинная история, Тина. — Тихо посмеявшись, он попытался придать своему лицу не такой удручающий вид. — Ты устанешь слушать.
— Я выслушаю, — старалась, чтобы её голос не дрогнул. Она готова была к длинной истории. Она хотела этого. Хотела хотя бы краями добраться до сути.
И, наклонившись, расстегнула босоножки и освободила ноги от тугих пут.
— Так-то лучше, — Стас перехватил улыбку и, после недолгой заминки, медленно наклонился. — Обещаю, что лишнего не позволю.
И с этими словами обхватил руками её щиколотки. И, не почувствовав никакого сопротивления, осторожно приподнял её ноги и уложил их на свои бёдра.
— Стас, — но возмущенный взгляд молниеносно пронзил его переносицу.
— Кристин? — убрал руки, поднимая их перед собой, — просто оставь их здесь? Хорошо? Не хочу, чтобы ты простыла.
— Летом? Асфальт даже за ночь не успеет остыть, Стас, — Кристина снисходительно покачала головой.
— Просто оставь их. Там грязно. Там пыль, плевки и прочая дрянь… хорошо? Я клянусь, что тебе нечего бояться. Я не стану делать ничего из того, что у тебя на уме.
Неподдельный шок. Нехватка слов. И ужас.
Ужас от одной мысли о том, что ему это приходится переживать.
Страшно было даже представить себя на его месте. В какой-то момент, Кристина поймала себя на мысли: мои проблемы — ничто.
Она бы не смогла. Не смогла бы нормально пережить подобное. Как?!
По сути, Стас совсем один. Он не озвучивал это, но Крис и без его подтверждения это понимала. Остаться без матери — это худшее, что может случиться. А тут… при живом отце чувствовать себя сиротой. Если всё это правда, то она бы сошла с ума. Отец — это единственный близкий человек, который у него был. Отец, которому сын, по сути, и не нужен. Так же не нужен, как и не нужна была жена.
И она бы действительно сошла с ума если бы жизнь поставила её перед выбором: отомстить за маму и посадить отца? Или простить его и сохранить присутствие в своей жизни последнего родного тебе человека? Простить отца, но не простить себя за эту слабость? Или, отомстив, обречь себя на одиночество?
— Спасибо тебе, Тина, — после затянувшегося молчания, Стас снова заговорил. Тихо, почти шёпотом. Перехватил её вопросительный взгляд и добавил: — Что спросила. Я, если честно, даже подумать не мог, что смогу кому-то это рассказать. Кому-то, кроме Артура.
— За это не благодарят, — собравшись, она повела плечами, чувствуя прохладу на тёплой коже. И… жалость к нему. Ту самую, о которой он говорил ранее. И, куснув внутреннюю сторону щеки, Кристина попыталась изобразить холодность. — Тебе нужно было поделиться, а мне хотелось ответов. Каждый остался в плюсе.
Перевела взгляд на свои ноги и только сейчас поняла, что его руки всё это время покоились на её голенях. Не рисовали на них, не оглаживали, не трепетали, заставляя её сердце нестись вскачь. А просто лежали, мягко сжимая кожу.