Принц для Золушки
Шрифт:
Однако в этой части Вустершира молодых людей можно было по пальцам пересчитать, в семье же сквайра Феллоуса царили строгие нравы. Родители ее подруги не поощряли развлечения, считая, что для девушек главное — учеба. Так что Линн не имела ни малейшего представления о жизни высшего света и не подозревала о матримониальных планах Мариоты на ее счет.
Белокурая, голубоглазая, с нежной розовой кожей, Линн походила на статуэтку дрезденского фарфора. Мариота не уступала ей в красоте, но была совсем иной.
Как-то мать
— Линн напоминает прекрасный портрет одного из великих мастеров. Она обладает яркой красотой, которой, пожалуй, не найдется равных. Тебя же, моя дорогая, я сравнила бы с рисунком Леонардо да Винчи. Нужно долго разгадывать, что скрыто в глубине твоей души.
Тогда Мариота не оценила замечания матери, но в последнее время, глядя в зеркало, частенько вспоминала эти слова.
Такие лица с большими серыми глазами и светлыми волосами действительно можно было встретить на страницах старых альбомов и книг.
Но девушка редко вспоминала о своей внешности. Мариота дорожила каждой минутой и, поднявшись поутру и торопливо зачесав длинные волосы в пучок на затылке, бежала вниз, чтобы отдернуть занавеси и открыть окна.
Она быстро поняла, что в огромном особняке, изначально спроектированном в форме буквы «Е», в честь королевы Елизаветы, поддерживать порядок без множества слуг немыслимо и анфилады комнат в его крыльях придется запереть.
Но иногда девушка все же заходила в некогда роскошные комнаты с низкими потолками и окнами из алмазного стекла. При взгляде на толстые слои пыли на полу и мебели ей казалось, что она попала во дворец Спящей Красавицы, которую уже ничто не способно пробудить.
Это запустение было столь тягостно, что Мариота спешила вернуться в центральную часть дома, пусть ветхую и обшарпанную, но где, по крайней мере, чувствовалось хоть какое-то присутствие жизни. Здесь слышались шаги, раздавался громкий смех Джереми, если только на того не нападала хандра.
Вот и сейчас он тщетно пытался побороть охватившее его отчаяние. Мариота попыталась его утешить:
— Не грусти, дорогой. У меня такое чувство, что скоро что-то произойдет.
— О чем ты говоришь? — мрачно усмехнулся Джереми. — Может быть, у нас снова обвалится потолок или выйдет из строя дымоход.
— Нет, я имела в виду совсем другое, — серьезно ответила Мариота. — Старая Нанни назвала бы это предчувствием, но я уверена, что мы накануне какого-то знаменательного события.
— Что ты болтаешь?! — осадил ее Джереми. — Какие там события! Разве что ночью разразится гроза и молния пробьет новые дыры в крыше. Или пришлют какой-нибудь забытый счет, и нам снова придется раскошелиться.
— Ты все время злишься, — возразила Мариота. — Злость еще никому не помогала, а вот мечты иногда сбываются.
— Насколько мне известно, никогда!
Однако, заметив, что сестра обиделась, Джереми улыбнулся, и в его голосе зазвучали
— Ну, прости меня, — проговорил он. — Признаю, я вел себя как глупый мальчишка. Но неужели ты не видишь, что мы загнаны в угол и никто не явится спасти нас от унижения.
— Разумеется, я все понимаю, — откликнулась Мариота. — И тебе хуже, чем нам с Линн, потому что ты старше.
Немного помолчав, она добавила:
— И ты такой красивый! Разумеется, тебе нужны элегантные костюмы и лошади вроде тех, на которых ездил до самой смерти наш дед. А потом мы узнали, что он так и не заплатил за них.
— Во всяком случае, он пожил в свое удовольствие, хотя это его и не оправдывает.
Джереми допил кофе и пристально оглядел столовую.
— Здесь продавать уже нечего, — протянул он, ненароком посмотрев на портреты предков.
— Даже не думай. Нам больше нечего продавать, — твердо проговорила Мариота. — Лучше забудь об этом. Мы уже избавились от всего мало-мальски ценного, когда папа вступил во владение Квинз-Фордом.
— Жаль, что он не смог продать свой титул, — посетовал Джереми. — Или хотя бы книгу, которую пишет последние три года.
Мариота тихо вздохнула.
— Если даже он ее закончит, то вряд ли найдет покупателей. Кому интересна история угасания нашего рода.
— Тем более что все наши родственники бедствуют так же, как и мы, — завершил ее мысль Джереми.
Он встал из-за стола и бросил беглый взгляд на другой, большой и отполированный до блеска стол, за которым могли бы свободно разместиться тридцать человек. А затем задумчиво посмотрел на стоявший на буфете серебряный канделябр, требующий постоянного ухода. Обычно Мариота зажигала свечи только перед обедом, а на ночь уносила канделябр из столовой.
Догадавшись, о чем подумал брат, девушка негромко сказала:
— Нет-нет, Джереми, я ни за что не позволю его продать, да ты и не посмеешь. Этот канделябр подарил нашему прапрадеду сам Георг I, и эта вещь значится во всех реестрах.
Джереми внезапно оживился:
— Послушай, кажется, я придумал! Ты запрещаешь мне грабить самого себя и моих будущих сыновей. Ладно, пусть так. Но почему бы мне не ограбить еще кого-нибудь?
— Что ты говоришь? Неужели ты хочешь стать вором? — изумилась Мариота.
— Вор — это уж слишком. А вот разбойник с большой дороги — это по мне!
— Да ты с ума сошел!
— Вовсе нет, я знаю, что говорю. Помнишь, два года назад в здешних краях прошел слух о разбойнике. О нем судачили на всех углах. Он ограбил не одну дюжину экипажей и ни разу не попался.
— Но, Джереми, как ты только мог такое придумать?
— А почему бы и нет? Я гораздо беднее любого разбойника, и мне очень нужны деньги.
— Скажи, ведь это шутка?
— Нет, я уже все обдумал. И рассчитываю на твою помощь.