Принц Полуночи. Трилогия
Шрифт:
Все?
А Зверь не в счет. Вот уж о ком беспокоиться не стоит. Он выкрутится сам. Если выкрутится.
Еще бы спросить с него за все сложности, что по его милости возникли. Как прикажете объяснять бойцам, по какой причине сержанта заперли в его собственном жилом отсеке, да еще и запретили кому бы то ни было даже мимо проходить?
Гот ничего объяснять не стал. Командир он и есть командир. Его право спрашивать объяснения, а не давать их. Так Ула насела:
— Как это, он сам сказал? Да мало ли что он сказал? Ему и здоровому верить нельзя,
Можно подумать, у нее раньше Зверь в голове укладывался. Ула слегка не в себе после того, как ее пациенты из мертвых восстали. Ее понять можно. Всех понять можно. Сами воскресшие и не помнят ничего. Лонг припоминает смутно, что да, Зверя видел. И все. Тот ему велел спать, Лонг и заснул. Масса ценной информации.
М-да. Вопросы, вопросы. Покореженная дверь на одни ответит, а другие спровоцирует. В этот пластик из пушки стрелять можно. Кстати, если действительно из пушки, — дверь примерно так и покорежится. С одного выстрела. Вторым-третьим ее, скорее всего, вышибет. Но у Зверя-то пушки нет. Он это руками учинил.
Зачем?!
Он каким-то чудом разблокировал замок, а потом, вместо того чтобы просто открыть дверь, вырвал край щита из пазов и сам перекрыл себе путь наружу.
Честно говоря, жуть берет. Что же там такое сидит, за этой дверью? Все еще человек до абсурда не человекили?
Продолжения «или» не было.
Вот и пойми его. Зверь делит все на «правильно» и «неправильно». А в какую категорию отнести самого Зверя? Он-то в этом отношении придерживается совершенно определенной точки зрения, а вот Гота кидает из стороны в сторону.
Отбрось эмоции, майор.
Вот в этом вы со Зверем схожи.
Просчитался он. Бывает же. Верится с трудом, но этобольше похоже на правду, чем предположение, что Зверь сознательно пошел на риск ради спасения кого-то.
Рационалист хренов.
Четверо лучше, чем один.
И даже сейчас он исходит из тех же соображений. Страшно представить, что мог бы натворить тот, который сейчас за искореженной дверью. «Стрелять надо на поражение. Лучше в голову». Здравая рекомендация, если забыть, что совет этот Зверь давал в отношении себя самого.
Лучше, конечно, что-нибудь одно. Либо совершенно однозначно расставленные приоритеты: моя жизнь важнее всего. Либо предупреждение: убей, пока я не убил. Но со Зверем что-нибудь одно никак не получается.
Убийца.
Пилот.
Чувствам верить нельзя, но на удивление мало трезвой расчетливости в растерянной, чуть смущенной улыбке:
— Я люблю ее, Гот… Все другие машины спят, им все равно, а «Мурена» проснулась. Она стала сильнее, но теперь ее так легко обидеть.
Чувствам верить нельзя. Гот поверил тогда, а потом неловко было вспоминать о собственной доверчивости. Стыдно.
Все другие машины спят, а «Мурена» проснулась…
Если Зверь лгал, то чем объяснить
Если тогда он говорил правду, если он действительно был открыт перед лицом неба, значит, лгал в последние дни, перед тем, как улететь в кратер.
Чему верить?
Зачем он делал это?
«Потому что чувствам верить нельзя», — напомнил себе Гот.
Потому что Зверь читает мысли, ну, или почти читает. И потому, что он уверен: садиться в машину можно лишь с чистым сердцем. Не важно, что ты несешь, добро или зло, двойственности в тебе быть не должно. А ты тяготился собственным недоверием, господин майор. Говорил одно, думал другое, знал, что Зверь знает, — и знал, что он знает, что ты знаешь…
Самое мерзкое, что Зверь ведь даже не удивился. Воспринял все как должное. Господин майор наконец-то изволил «посмотреть на землю», забыл о собственном обещании всегда смотреть в небо, о боях над морем забыл, о том, сколько раз Зверь, на себя наплевав, спасал драгоценную майорскую шкуру. Господин майор наконец-то изволил испугаться. Все правильно. Поигрались и хватит.
А вот то, что у майора остатки совести никак угомониться не хотят, — это проблема. Майор из-за своей совести взорваться может к чертовой матери. Потому что небо его, такого, не примет. Сам господин фон Нарбэ свои проблемы решить не может. Значит, помочь нужно.
Зверь и помог. По-своему. Стал тебе отвратителен. Гаже, чем Костыль, помнишь? Если он умеет располагать к себе, логично предположить, что он может и вызывать отвращение.
Зверь ошибся.
Не в Готе, в себе самом.
А не свались он, взяв на себя слишком много, переоценив собственные силы, и сейчас уже почти закончена была бы паутина. Лагерь бы перенесли в найденное Джокером безопасное ущелье. И ты улетел бы, майор, с чистым сердцем, без всякой двойственности. Еще и чувствуя себя благодетелем из-за великодушно подаренной убийце недели.
Целой недели.
В глазах Зверя это и вправду роскошный подарок.
Чего ты желаешь ему сейчас, Гот? Жизни? Счастливой жизни, пока не обложат со всех сторон, не затравят собаками, не посадят на цепь?
Или смерти? Легкой смерти, не человека, не Зверя даже, невообразимой какой-то твари, которая рвется на свободу, чтобы убивать?
Он не открыл дверь. Не открыл, потому что… потому что не знал, как она открывается. Два в одном, черт бы его побрал. Разум, презирающий даже намек на эмоции, и безрассудная сила. Открытый замок и сломанная дверь. Вот он Зверь во всем своем великолепии. Банальное утверждение, что все люди разные, в его лице обрело вызывающее подтверждение.
Кстати, еще несколько подобных атак — и дверь не выдержит. Менять ее сейчас рискованно. Кто его знает, может, тварь внутри не настолько безмозгла. Точнее, может быть, у Зверя сейчас период здравомыслия. В этом случае он как раз ремонта и ожидает. Как ни жаль, но придется поставить в коридоре часового.