Принц приливов
Шрифт:
Шелли, лучшая подруга Ренаты, вывела своим красивым девичьим почерком:
Ренате, которую буду помнить всегда. Свети, звездочка, свети, Только пудру нанести И подкрасить губки снова. Всё. Красавица готова. Мои
Итак, в громадном Нью-Йорке у меня появилась новая приятельница по имени Рената Халперн. Но каким образом они с Саванной пересеклись? Правда, этот памятный альбом не был единственным. Саванна обожала рыться в букинистических магазинах и часто покупала подобные вещи. Ей нравилось заглядывать в личную жизнь совершенно незнакомых людей. Но только имя Ренаты Халперн продолжало звучать у меня в голове. Я был уверен, что где-то оно мне попадалось.
Я прошел в гостиную и вновь стал пересматривать подаренные книги с посвящениями. Тут мой взгляд упал на письма и журналы, полученные за последнюю неделю. И я вспомнил!
На имя Ренаты Халперн (но почему-то на адрес Саванны) пришла бандероль с последним номером журнала «Кенион ревью» [148] . Когда я впервые достал бандероль из ящика, у меня возникла мысль прикарманить журнал, однако я быстро отказался от подобного мальчишества и вернул пакет на место. Сейчас меня совершенно не грызла совесть. Я вскрыл коричневый конверт и вынул журнал, между страницами которого было вложено письмо редактора, адресованное Ренате.
148
«The Kenyon Review» — литературный журнал, издаваемый Кенион-колледжем — учебным заведением свободных искусств, которое находится в городке Гамбьер, штат Огайо. Журнал выходит с 1939 г. В нем публиковались ранние произведения многих американских писателей и поэтов.
Дорогая мисс Халперн!
Спешу еще раз сказать Вам, насколько я горд тем, что именно наш журнал имел честь опубликовать Ваше первое стихотворение. Хочу также подчеркнуть, что мы будем рады любому Вашему новому произведению, если Вы пожелаете его прислать. Как и прежде, мы готовы печатать Вас, пока кто-нибудь из «акул» издательского мира Вас не похитит. Уверен, что Вы продолжаете успешно работать.
Искренне Ваш
Роджер Мёррел
P. S. Мазелтов [149] по поводу выхода Вашей детской книги.
Я пробежал глазами содержание номера и открыл журнал на тридцать второй странице, где находилось стихотворение Ренаты Халперн. Прочитав восемь строк, я понял: это писала моя сестра.
Из музыки соткал я шкуру, она — творенье рук мечтательных моих. Но лишь охотник знает опасность истинную шерсти. Берет он шкуру тигра, всю в полосах, и прячет свое лицо в мерцанье звезд и тысячу ночей бенгальских. Та шкура — совершенный текст, творенье, эфир священных джунглей. И мягкость красоты ее становится блестящим златом на телах тщеславных женщин. А горностай — не более чем шутка Бога, когда Он погружен в тягучесть снов о птицах и снегах; но шкура тигра — свадебная песнь грядущей битвы. Дочь, возьми слова, наполненные кровью, лавандою и временем. Неси их к свету, пусть сияют. И не забудь внимательно проверить на изъяны. Знай, как недоумевает тигр над хитростью расставленных ловушек, когда ноздрями чует запах смерти. Бесстрашно он взирает на людей, что движутся к нему с ножами. Какой же статной будет женщина, что мех его потом наденет. Стараньем рук своих я создаю роскошные одежды; они — любовные посланья, что пишет Зигмунд Халперн; я адресую их тем женщинам, что чувственно-изящны и восхваляют ремесло мое, когда ступают в шелесте мехов. Тебе же, дочь, я выбрал лучшую свою работу — единственную149
Поздравляю, поздравления (идиш).
Закончив читать, я заверил себя, что все это поддается простому объяснению, которое со временем у меня появится. Насколько мне было известно, сестра мало знала о евреях и ничего не знала о скорняках. И все же это стихотворение написала именно она. Упоминание о тигре выдавало ее с головой, не говоря уже о неподражаемой ритмике. Такое не подделаешь. Я снова открыл памятный альбом Ренаты. На первой странице был указан род занятий ее родителей. Мать: домохозяйка. Отец: скорняк.
Я чувствовал, что добираюсь до чего-то очень важного в жизни сестры. Возможно, это связано с яростным отрицанием Саванной ее прошлого, всех лет, прожитых в Южной Каролине. Скорняк вернул поэтессу на остров ее детства; образы были четкими и будоражили мое воображение. Саванна подбиралась к истории, которую никто из нас не смел рассказывать. Косвенные намеки, недомолвки ослабляли ее мастерство. Она не обманывала напрямую; она недоговаривала, она ходила вокруг да около. Саванна обозначила событие, но не торопилась столкнуться с ним лицом к лицу. Я даже разозлился.
«Уж если ты пишешь о тигре, сестренка, изволь писать о тигре, о том тигре, что когда-то рычал у нас на заднем дворе, — думал я. — Нечего прятаться за ремесло скорняка. Нечего наряжать свои стихи в меха и шкуры зверей, попавших в жестокие зубы капканов. Скорняк согревает, а поэтесса на медленном огне готовит свои магические эликсиры. Скорняк шьет шубу, сочетая мех норки и леопарда. Поэтесса воскрешает норку и бросает ей в пасть извивающуюся рыбину; она возвращает леопарда в его родные джунгли и наполняет ему ноздри запахом бабуинов, разгоряченных гоном. Саванна, ты делаешь так, чтобы ужасу было тепло, и поэтому закутываешь его в мех горностая, шиншиллы и шерсть мериносов, когда на самом деле ужас должен стоять совершенно голым на холодном ветру».
Но ты подбираешься все ближе, сестра, а вместе с тобой и я.
Я вновь пробежал глазами письмо редактора «Кенион ревью»: «Мазелтов по поводу выхода Вашей детской книги». Имел ли он в виду детскую книгу, созданную самой Ренатой Халперн? Или моя сестра опубликовала ее под этим псевдонимом? Целый час я тщательно осматривал содержимое полок, выискивая детскую книгу Ренаты Халперн. Во всей библиотеке Саванны не оказалось ничего детского. Я вообще не представлял Саванну, пишущую для маленьких. Отчаявшись, я уже готов был забросить это дело, как вспомнил, что «Кенион ревью» на последней странице дает краткие биографические справки по печатающимся у них авторам. Я открыл журнал с конца, добрался до нужной страницы и прочел скупые сведения о Ренате Халперн:
«Рената Халперн живет в нью-йоркском районе Бруклин и работает в библиотеке Бруклинского колледжа. В этом номере помещена ее первая стихотворная публикация. В прошлом году издательство „Рэндом хаус“ выпустило ее детскую повесть „Южный путь“. В настоящее время автор работает над сборником стихов».
Я отправился в «Скрибнер» [150] , и, когда продавец подал мне книгу Ренаты Халперн, меня охватила легкая дрожь. Фотографии автора на внутренней стороне обложки не было. Титульный лист украшала картинка, изображавшая трех девочек, которые стояли на причале и кормили чаек. Вдали, на фоне деревьев, виднелся белый домик, напоминающий тот, где я вырос. Даже расположение сарая было таким же, как у нас, и число окон по фасаду дома совпадало.
150
Scribner Books — сеть специализированных книжных магазинов.
Я прочел первую страницу. Сомнений не оставалось: детская повесть написана Саванной.
Я понимал, что случайно наткнулся на нечто важное, даже бесценное. Однако это открытие лишь запутало меня еще сильнее. Сестринское отождествление с Ренатой казалось мне очередной формой бегства. Саванна вновь кружилась вокруг острова, не желая взять курс на его пристань. Не заходя к себе, я громко постучал в дверь квартиры Эдди Детревилла.
— Мой дорогой, ужин у нас в восемь, — напомнил Эдди, открыв дверь. — Вы появились на четыре часа раньше. Ладно, милости прошу.