Принц приливов

Конрой Пэт

Придя в зал, мы неторопливо расселись на откидных стульях. Сквозь стены до нас доносился гул зрительской толпы. Школьный оркестр подбадривал нас и болельщиков, исполняя попурри из «бойцовских» песен. Музыку перекрыл рев Цезаря. Люк взмахнул рукой, и мы дружно зарычали в ответ. Затем тренер Сэмс обратился к нам с напутственной речью:

— Сегодня я хочу убедиться, что все вы — настоящие бойцы. Город тоже этого ждет. Я в курсе, вы умеете надевать спортивную форму и после тренировок вприпрыжку нестись на свидания и танцульки. Но пока не увижу вас в игре, я не пойму, чего вы стоите. Знаете, кто такой настоящий боец? Охотник за головами. Он изматывает противника на каждом квадратном дюйме поля и бывает очень несчастлив, если после

матча противник еще дышит. Настоящему бойцу неведом страх. Страх он видит лишь в глазах соперника, у которого мяч и которого он сейчас рассечет надвое. Настоящий боец любит боль. Ему нравятся все эти крики, пот, угрозы и ненависть. Словом, жизнь во всех ее проявлениях. Он жаждет оказаться там, где льется кровь и вышибаются зубы. Таков наш футбол, парни. Это война, честная и простая. И потому сегодня вы выйдете на поле и начистите задницы этим ребятам из Чарлстона. Если что-то движется — бейте. Если что-то дышит — бейте. А если что-то имеет титьки — трахайте.

Раздался смех, но довольно жидкий. Тренер Сэмс произносил эту речь вот уже четвертый год подряд, повторяя ее слово в слово. Даже шуточка не менялась. Он всегда говорил о футболе так, словно находился в последней стадии горячки.

— Ну так я могу рассчитывать на бойцов? — крикнул он, и жилы на его висках задергались от напряжения.

— Да, сэр, — выдохнули мы.

— Я могу рассчитывать на своих сукиных бойцов?

— Да, сэр.

— А охотники за головами среди них имеются?

— Да, сэр.

— Я сегодня увижу кровь?

— Да, сэр.

— Увижу кишки противников, свисающие с ваших шлемов?

— Да, сэр.

— Услышу хруст их костей по всему полю.

— Да, сэр, — радостно обещали мы.

— Тогда помолимся.

Тренер стал читать «Отче наш», мы повторяли за ним.

После этого Сэмс уступил место Люку и добавил, что ждет нас на поле.

Люк встал. В спортивной форме он выглядел особенно внушительно. Мой брат обвел взглядом парней. При весе в двести сорок фунтов Люк был одним из самых крупных мужчин округа Коллетон и определенно самым сильным. Его присутствие умиротворяло, его спокойствие передавалось и нам.

— Вот что, ребята, — начал Люк. — Не принимайте всерьез все фразы тренера Сэмса. Просто у него такая манера. Ему вовсе не нужно, чтобы мы пускали кровь и ломали кости нашим соперникам. Тренер Сэмс забыл об одной вещи. Мы выходим на поле и играем, поскольку нам это нравится. Это главная и единственная причина. Мы намерены весело провести время: устраивать блокировки и захваты, бегать изо всех сил и действовать как одна команда. Вот на команде я и хочу остановиться. Вообще-то надо было сделать это еще в начале сезона. Нам нужно поговорить о Бенджи.

Игроки заерзали на стульях. Все искали глазами чернокожего парня. Он сидел на самом последнем ряду. Один. Бенджи смотрел на своих товарищей по команде с тем же спокойным молчаливым достоинством, с каким ходил по школьным коридорам. Услышав свое имя, Бенджи бесстрастно взглянул на Люка.

— Как вы помните, никто из нас не хотел, чтобы Бенджи учился в нашей школе. Но он все-таки пришел. И принимать его в команду мы тоже не хотели. Но он выразил желание играть в футбол. На тренировках мы всячески поддевали его. Специально делали ему подножки, щипали, бывало, и просто били. Мы старались задеть его и вынудить уйти из команды. Я тоже в этом участвовал. Но Бенджи вытерпел все наши издевательства. И теперь, Бенджи, ты полноправный член нашей футбольной команды, и я горжусь, что ты с нами. Уверен, что с тобой мы стали намного сильнее, чем были, и сегодня я готов вышибить дух из каждого, кто думает иначе. Иди сюда, Бенджи, и садись на первый ряд.

Бенджи мешкал. Игроки вновь зашевелились. Бенджи встал и направился по центральному проходу, ощущая на себе взгляд каждого игрока. Сам Бенджи не спускал глаз с Люка.

— Бенджи, нашим противникам из Северного Чарлстона очень не

понравится, что ты на поле. Они будут называть тебя ниггером и прочими словами, и мы не сможем им помешать. Но запомните: когда мы выйдем отсюда, Бенджи для нас — не ниггер. Бенджи — наш товарищ по команде. Я не знаю более прекрасных слов. Товарищ по команде. Бенджи больше не ниггер, и никто не смеет называть его так до конца сезона. Он — один из нас. Один из «Коллетонских тигров». По моему разумению. Надеюсь, Бенджи, я тебя не очень смутил своими рассуждениями. Но я должен был прояснить ситуацию. Несогласные есть?

Звуки смешались: оркестр, гул толпы, нервозное царапанье шиповок по полу. Но никто не возразил Люку.

— Том, ты хочешь что-нибудь добавить?

Я встал, повернулся к игрокам и тихим взволнованным голосом сказал:

— Мы их сделаем.

Я постоянно ношу в себе воспоминания о своем спортивном прошлом, о тех ликующих решающих вечерах, когда я выходил на размеченное поле и мерился силой, быстротой и характером с другими парнями. Я жил восторгом и похвалой болельщиков, зажигательной музыкой оркестров, срывающимися голосами групп поддержки и сопровождающим их боем барабанов. Перед игрой я с эротической страстью и убежденностью верующего повторял банальные слова командных клятв. Я смотрел на серьезные лица противников в черных шлемах и предвкушал удовольствие, от которого у меня по спине бежали мурашки. Как и мы, соперники подбадривали себя. Я вслушивался в их фразы, как слепец внимает трелям птиц, усевшихся на его подоконник. «Играть, играть, играть», — пел мой внутренний голос, когда мы с Люком вели на поле нашу ритмично шагающую команду. На зеленом поле коллетонского стадиона я в первый и последний раз ощутил бессмертие. Я вдыхал соленый речной воздух. Я узнавал острый запах приливных волн, где к терпкому аромату моря примешивалось благоухание трав с прибрежных островов. Мои чувства крепли и воспламенялись. Я всецело ощущал биение жизни; я был подобен тому еще не совсем человеческому существу, которое глядело в глаза Господу, впервые оказавшись в Эдеме. Я ощущал дыхание Бога молнией, проносящейся в моей крови. Я кричал и подбадривал товарищей по команде; я прыгал от гордости, что родился мужчиной, что выбрал футбол и умею в него играть.

Раздался свисток судьи. Мы с Люком прошли в середину поля, где подбрасыванием монеты решалось, какое положение достанется нашей команде. Судья высоко подкинул серебряный доллар. Люк предположил, что выпадет «орел». Так оно и случилось. Мы были защищающейся стороной.

В тот вечер я впервые сжал кулак в знак солидарности с Бенджи Вашингтоном. Мы заняли свои места в глубоком тылу и ждали вбрасывания. Команда из Северного Чарлстона называлась «Голубые дьяволы». Их игрок приготовился ударить по мячу. Остальные распределились по местам. Мяч взвился в воздух, освещаемый прожекторами, и я крикнул:

— Ты его возьмешь, Бенджи.

Бенджи поймал мяч в конечной зоне и успел добежать до тридцатипятиярдовой отметки, где путь ему преградили двое игроков из Северного Чарлстона. Они ударили его, причем сильно. Бенджи исчез за скопищем голубых футболок. «Дьяволы» словно с цепи сорвались. Утратив всякий контроль, они ринулись к Бенджи. Пятьсот болельщиков, приехавших из Чарлстона, вскочили с мест и начали скандировать: «Ниггер, ниггер, ниггер!»

Бенджи медленно поднялся на ноги.

— Мы все равно убьем тебя, ниггер, — пригрозил ему двадцать восьмой номер, защитник команды-соперника.

Бенджи несся к месту совещаний. «Дьяволы» двигались следом, словно свора озлобленных псов.

— Ниггер. Ниггер. Долбаный ниггер, — бросали они Бенджи в спину.

Противники продолжали орать, когда я объявил первую игру сезона открытой. Наши ребята были потрясены. Бенджи находился в шоке.

Мы выстроились на своей части поля. «Дьяволы» встали напротив нас, повторяя: