Принц приливов
Шрифт:
Мы достигли Коллетонского пролива, и тут дед не выдержал. Поднялись волны — предвестники скорой бури. На севере небо то и дело прочерчивали молнии.
— Дед свалился, — крикнул я Люку.
— Давай к нему, — скомандовал брат, разворачивая лодку.
Описав широкую дугу, Люк перевел мотор на холостые обороты.
Мы приблизились к деду. Я прыгнул, держа над головой апельсин и стараясь, чтобы соленая вода не залила проделанную в кожуре лунку.
— Как ты, дед? — спросил я, подплывая к нему.
—
— Где у тебя судороги? Ты, главное, не волнуйся. Тебе крупно повезло. Не каждый водный лыжник возит с собой массажиста.
— Я весь — одна большая судорога, — жаловался дед. — Пальцы ног. Даже зубы свело, хотя они искусственные.
— Съешь апельсин, ложись на спину, а я разомну тебе тело.
— Бесполезно. Судя по всему, меня этот пробег доконал.
Я принялся растирать ему руки и шею. Брат подгреб к нам.
— Люк, дед утверждает, что выдохся.
— Это правда, Люк, — подтвердил Амос.
— Тогда, дед, у тебя серьезная проблема, — заявил Люк.
— Что еще? — простонал дед, не то от боли, не то от моего массажа.
— До Коллетона всего десять миль. Их легче преодолеть на лыжах, чем вплавь, — пояснил Люк.
Он достал из кармана свое водительское удостоверение и поднял вверх.
— Такая же штучка ждет тебя всего в каких-нибудь десяти милях. Я хочу видеть, как вытянется физиономия у этого юнца Сассера, когда ты лихо подкатишь к причалу.
— Том, разотри мне ноги! — велел дед. — А ты, Люк, брось мне еще один сочный апельсин. Никогда не думал, что они бывают такими вкусными.
— Дед, тебе придется отцепить лыжи, иначе я не смогу разминать твои ноги.
— У меня всегда были самые красивые ноги, — вдруг сообщил дед.
Я невольно вздрогнул: Амос начинал заговариваться.
— У тебя всегда были сильные ноги, дед, — поправил я. — Настолько сильные, что они спокойно выдержат десять миль.
— Подумай об Иисусе, идущем на Голгофу, — тоном проповедника произнес Люк, возвышаясь над нами. — Что, если бы Иисус не дошел? Как ты думаешь, дед, где был бы сейчас наш мир? Когда требовалось быть мужественным, Иисус был мужественным. Попроси Господа поддержать тебя.
— Он не ехал на Голгофу на водных лыжах, — возразил дед. — Времена были иные.
— Но если бы понадобилось, Иисус встал бы и на водные лыжи, — убеждал деда Люк. — Он бы сделал все ради спасения человечества. И не жаловался бы, что выдохся. В этом-то и смысл. Иисус бы не сошел с дистанции.
— Том, еще раз помассируй мне шею, — попросил дед. — Что-то ее не отпускает.
Глаза его были закрыты, искусственные зубы впились в апельсин.
— Ты расслабься, дед, — посоветовал я, принимаясь за его шею и виски. — На тебе спасательный жилет. Ты не утонешь. Просто качайся на волнах
— Вспомни, как в Страстную пятницу ты таскал крест три часа подряд, — продолжал подбадривать деда Люк. — Ты ни разу не заканчивал шествие раньше времени. Ты никогда не сдавался, дед. Подумай: уже завтра ты будешь катать нас всех на своем «форде».
— Только без меня, — усмехнулся я. — Брось мне фляжку, Люк. Пусть дед выпьет воды.
Казалось, что Амос заснул на волнах. Он лежал, закрыв глаза, пока не услышал слова Люка:
— Возможно, я зря тебе все это говорю, дед. Залезай в лодку. Ты и так уже сделал Сассера самым счастливым человеком в Южной Каролине.
— Где мой канат? — Дед мгновенно открыл глаза. — И хватит болтать разную чепуху. Не дети уже.
— Дед, смотри, какие волны, — осторожно заметил я.
— Тем сладостнее будет победа, когда я достигну причала.
Я вернулся в лодку и вновь стравил канат Амосу. Дед взялся за него и встал.
— Трогай, — крикнул я Люку.
Мотор взревел, и лодка понеслась по неспокойным волнам. Амос все так же крепко держался, однако сейчас напоминал умирающего. Он побелел от усталости и соленых брызг. Дед противостоял всему: канату, волнам, ветру, самому себе. А непогода уже вовсю разыгралась над нами. Хлынул ливень; Амос то и дело скрывался за его пеленой. Над островами хлестали молнии; каждым своим ударом гром возражал против затеи деда. Дождь застилал нам с Люком глаза; брат правил вслепую, благо, он прекрасно знал все глубины и коварные места. А дед продолжал воевать с бурей и временем.
— Вдруг мы его угробим? — встревожился я.
— Его угробит, если он не доберется до пристани, — ответил мне брат.
— Смотри, дед опять свалился!
Одна из волн оказалась Амосу не по силам, и он потерял равновесие.
Люк вновь завернул лодку, я вновь прыгнул в воду и, сопротивляясь волнам, погреб к деду, чтобы растереть ему руки и шею. Напряженные мышцы болели, и дед, не стесняясь, кричал, когда я их массировал. Цвет его тела изменился; теперь оно напоминало чучело крупной рыбы, над которым поработал умелый таксидермист. Амос обмяк, его мысли путались. Это пугало меня больше всего, хотя я продолжал усердно мять его руки и ноги.
— По-моему, деда надо поднимать на борт, — обратился я к подплывшему Люку.
— Нет! — сердито прошептал дед. — Сколько еще осталось?
— Всего каких-нибудь семь миль, — сообщил Люк.
— Как я выгляжу? — спросил дед.
— Как совершивший побег из преисподней, — сказал я.
— Не обращай внимания на Тома. Ты выглядишь на миллион баксов, — подбодрил деда Люк.
— Меня надо слушать. Я — тренер.
— А ведь это я учил тебя кататься на водных лыжах, — напомнил дед.