Принц с опасной родословной

Жукова-Гладкова Мария

– Так, мы пришли, – объявил мой провожатый. – Сюда заходите. И ждите.

Он открыл дверь в погруженное во мрак помещение.

– Через сколько вы его приведете?

– Скоро. Если накладок не будет. Не бойтесь. Приведу. Зачем мне вас обманывать? И Ивана Захаровича.

* * *

Он ушел, а я осталась одна в кромешной тьме. Где нахожусь, не представляла. Потрогала стену – каменная. Хотя чего я ожидала? Обоев? Нащупать выключатель? Нет, пожалуй, лучше не надо. Оставили в темноте – значит, надо сидеть

в темноте. Хотя я пока стою. Надо поискать сидячее местечко – если оно тут есть, конечно. Или я в ШИЗО? Свободен карцер – и используется как место для встреч? Или это не ШИЗО? Осмотримся. То есть ощупаемся – не видно было ни зги.

Мелкими шажочками я тронулась вдоль стены, в любой момент ожидая на что-то наткнуться. И наткнулась. Я поняла, что нахожусь в душевой. Проведя дальнейшую рекогносцировку, в своей догадке утвердилась. Значит, и помыться сможем? Совместно… Опять невольно вспомнила, как мы с Серегой любили посидеть вдвоем в моей скромной ванночке… А я, дура, даже полотенце не взяла. Хотя куда бы я его клала? Сумка-то небольшая. Да и льющейся водой не следует привлекать внимание. Кстати, а ее тут не отключают на ночь?

Но проверить это я не успела: открылась дверь в коридор, в помещение ворвался луч света, в котором обозначились две мужские фигуры. Одна подтолкнула другую в спину и закрыла дверь. Помещение опять погрузилось во тьму.

– Кто здесь? – спросил Серегин голос. Не очень уверенно, может, даже слегка испуганно. Он, как я слышала, не отступил от двери ни на шаг, так и стоял на одном месте.

– Я, – выдохнула тихо.

Последовало молчание. Он так и не шелохнулся. И не ответил. И больше ничего не спросил. Что с ним?!

Держась за стеночку, я пошла обратно к двери, от которой не успела далеко отойти. Я слышала прерывистое дыхание Сергея. Остановилась в двух шагах от него – или, по крайней мере, мне так казалось. Но я еще не могла до него дотянуться.

– Ты не рад мне? – спросила.

– Юлька! – полустон-полувскрик-полувздох. – Юленька! – в голосе надрыв. – Ты?! Так это ты?!

Он шагнул ко мне, точно зная, где искать, обнял так крепко, что хрустнули кости, уткнулся мне в волосы. Шапочку я уже предусмотрительно сняла и сунула в карман куртки. Куртку расстегнула тоже заранее. Он завел руки под куртку, быстро расстегнул пиджак, прижался щекой к моей щеке. И я почувствовала на ней влагу… Его била дрожь, даже зубы стучали. Боже, что же с ним тут сделали? Он сбросил мою куртку на пол, с ней слетела и сумка, упавшая с глухим звуком.

– Что у тебя с собой? – Серега спросил как-то настороженно, отрываясь от меня.

– Котлетки, как ты любишь, – ляпнула я.

– Кот-лет-ки? – переспросил он, произнося слово по слогам и с таким удивлением, словно не знал, что это такое, или забыл, что означает это слово.

– Хочешь?

Он не ответил, а выпустив меня, опустился на корточки, быстро нашарил на полу мою сумку, расстегнул, запустил руку, вроде бы все там обыскал и первой вытащил

палку колбасы.

– А это?..

– «Майкопская», твоя любимая.

Судя по звукам, я поняла, что он решил откусить кусок.

– Кожуру надо снять вначале! Дай!

– Ай! – проворчал он с полным ртом. Одновременно он извлекал из пакета котлетки.

– Сережа, наверное, нельзя есть сразу все, – сказала я через некоторое время. – Если у тебя желудок отвык… Тебе может стать плохо.

– Мне и так плохо. Мне очень плохо. Мне никогда в жизни не было так плохо. Хуже не будет. Уже никогда. А так хоть нажрусь до отвала. Ты больше ничего не принесла?

– Нет.

– Ладно, – говорил он с набитым ртом. – Хоть это. Водки нет?

– Ты же раньше не пил водку.

– Теперь бы ведро выжрал. Выжрал и забылся… Божественно, Юлька! Я в жизни так вкусно не ел. Сама жарила, да? Супер. Ты просто супер.

Я спросила, доходят ли до него передачки, которые носит его мама.

– Частично, – проворчал Серега с набитым ртом.

– Класть ли деньги на счет и дальше? – уточнила я.

– Клади. Что-то перепадет.

Я сказала, что и сейчас принесла ему деньги и специально постаралась наменять купюр по пять и по десять долларов.

– А сотни есть?

– Две. Остальное – мелочь.

– Сейчас попробую рассовать. Спасибо, Юлька. Так, давай их мне сразу. Буду есть и рассовывать, а то у нас мало времени. Я нагнулась к сумке, на ощупь достала приготовленную пачку денег и протянула Сереге, потом ощупала место вокруг – не вывалилось ли что-то из сумки. Вроде нет. А то окажусь в незавидном положении, если что-то из моих вещей останется тут на полу. Найдет кто не надо – потом проблем не оберешься. Хотя всегда откупиться можно…

Пока Серега набивал желудок, я проверила содержимое сумки. Специально не брала ничего лишнего. Паспорт на месте, как и водительское удостоверение, и техпаспорт. Диктофон, сотовый. Косметику не брала, только расческу и зеркальце. Хотя зачем они мне тут в темноте? Да и вообще зачем я красилась? Еда для Сереги оказалась важнее женщины. Проверив все во второй раз, я застегнула сумку.

А он все жевал. Иногда благодарил меня. Когда все смолотил, вернул мне пакет, на ощупь прошел к крану, включил небольшую струю воды и напился.

– Ох, хорошо… – простонал Серега блаженно. – Кайф!

По-моему, он прислонился к стене. Я так и оставалась рядом с дверью, еще не решив для себя, что делать дальше. Идти к нему мне не хотелось. Ни обнимать его, ни целовать, ни позволять его рукам касаться моего тела. Не потому, что они, наверное, жирные после котлет и колбасы. Просто я поняла, что не хочу отдаваться этому мужчине. Это совсем другой человек. Не тот, которого я знала, не тот, чей образ я держала в памяти… Ольга Петровна права. И Сухоруков прав. Уж он-то очень хорошо знает, как человека может изменить тюрьма. Серегу, пожалуй, она сломала. Или его сломали специально.