Принц-странник
Шрифт:
Она поделилась своими соображениями с Анной, и та сказала:
– Но он же в Шотландии, и не может так скоро вернуться. Вы, разумеется, уже вернетесь в Лувр, прежде чем он будет в состоянии приехать туда. Кроме того…
Анна смолкла, и Генриетта стала настаивать, чтобы она продолжила.
– Так, ерунда, – сказала Анна. – Я, в общем-то, ничего не знаю.
Генриетта топнула ногой – привычка, подхваченная у матери.
– Я не разрешаю заговаривать со мной и прерываться! Вы часто так делаете.
Анна Мертон встала на колени так, чтобы лицо девочки оказалось напротив ее лица. Генриетта увидела, что она почти плачет, и, обвив руками шею наставницы, поцеловала ее.
– Анна, вы плачете из-за Элизабет?
– Не только, моя милая девочка. Из-за нас всех.
– Из-за нас всех? Но почему?
– Потому что жизнь жестоко обошлась с нами.
– Ты говоришь про своих детей в Англии?
– Про них… и про тебя… И молюсь, чтобы мы все как можно скорее оказались в Англии.
– Ты думаешь, мы там окажемся?
– Надеюсь, шотландцы помогут твоему брату отвоевать трон, и он будет коронован в Лондоне, и все вы вернетесь домой…
Генриетта стиснула руки.
– Я буду мечтать об этом, Анна. Все время, пока останусь в Шайо, я буду мечтать об этом. Тогда, может быть, и время пройдет быстрее.
Но пребывание в Шайо задержалось – пришли плохие вести.
Принц Оранский, супруг старшей сестры Генриетты – Мэри, умер, и по этому поводу было пролито множество новых слез! Тщетно пыталась Генриетта утешить мать.
– Но все это не настолько ужасно, мама, разве не так? По крайней мере, не так плохо, как смерть Элизабет. Элизабет была моей родной сестрой и твоей дочерью, а принц всего лишь муж Мэри.
– Дитя мое, тебе всего шесть лет, а ты познала горя больше, чем иные за всю свою жизнь. Это печальное событие… в чем-то более печальное, чем смерть Элизабет, ибо, любовь моя, Элизабет была всего лишь маленькой девочкой… узницей. Мы нежно любили ее, и смерть ее не могла не тронуть нас, но смерть твоего зятя касается всех нас гораздо сильнее. Теперь, после его смерти, твоя сестра не обладает прежним влиянием в стране, а между тем многие здесь желали бы завести дружбу с Кромвелем.
– С этой бестией Кромвелем?
– С этой бестией Кромвелем. – Генриетта-Мария бросила эти слова как камень из пращи, и Кромвель в голове принцессы предстал подобием огромной обезьяны с ужасными клыками и короной на голове.
– Они друзья этой бестии, так как предлагают отказать твоему брату в гостеприимстве, оказанном ему еще при жизни принца.
– А нет там какого-нибудь другого принца, мама?
– Мы надеемся, что, когда у твоей сестры родится ребеночек, он и станет принцем.
– Тогда они не посмеют дружить с этой бестией?
– Принц, пока он будет младенцем, мало что сможет
– Есть, – ответила Генриетта, – это Госпожа Печаль.
Генриетта-Мария увлекла дочь в свои удушающе-страстные объятия.
– Ты утешаешь меня, дочь моя, – сказала она. – Ты всегда должна утешать меня. Ты сумеешь, у тебя получается. Ты одна можешь примирить меня с моими страданиями.
– Я сделаю, как ты говоришь, мама. Я хочу, чтобы ты из Воплощенного горя стала Воплощенным счастьем.
И вновь тесные объятья, и вновь недоумение Генриетты, отчего ее утешения вызывают у матери лишь новые потоки слез.
Наконец-то и королеве выпал счастливый случай: ее дочь Мэри произвела на свет сына. Ребенка окрестили Вильгельмом, и ликование по этому поводу донеслось и до монастырских стен Шайо. Генриетта впервые за долгое время вздохнула с облегчением. Слезы не предвиделись, и на какое-то время можно было ощутить себя свободной и радостной.
Королева без конца заводила речь о внуке.
– Мой первый внук!.. Самый первый! Но тут же вспоминала о хорошеньком ребеночке, которого Чарлз окрестил Джимом. Если бы это было дитя законной жены Чарлза, а не этой беспутной Люси Уотер, какой счастливой женщиной она, Генриетта-Мария, могла бы себя почувствовать!
Генриетта тоже начинала сразу же думать о Джимми. Она напоминала о нем матери:
– Он ведь тоже твой внук, мама. А кроме того, говорят, что у Чарлза уже не один сын, а больше.
– Языки бы оборвать тем, кто болтает об этом.
– Почему, мама? Разве это не повод, чтобы радоваться, когда у короля много сыновей?
– Если король решил завести сыновей, ему необходимо сперва позаботиться о подходящем браке.
– Зачем, мама? – Генриетта, как обычно, немедленно нашла оправдание для брата. – Может быть, он решил не вступать в брак, пока не коронован.
– Плут он большой, твой брат.
Генриетта засмеялась; ей в голову не приходило, что брата можно так назвать, но если все плуты такие, то это слово звучало скорее как комплимент.
– Он самый чудесный на свете, мама, – сказала она. – Как мне хочется, чтобы он был здесь.
Она с нетерпением смотрела на мать, надеясь, что ее заступничество смягчило суровость королевы в отношении сына, но на лице матери играла такая сложная гамма чувств, что ход ее мыслей невозможно было определить.
– Если бы принц Оранский был жив и увидел сына, – горячо сказала Генриетта-Мария.
– Но, мама, это же хорошо, что он оставил сына, пусть даже и не может сейчас увидеть его.
Вскоре они вернулись в свои апартаменты в Лувре, и новое потрясение ожидало принцессу: