Принц-странник
Шрифт:
Ла Вальер вновь была при дворе. Она только что разрешилась, но не сыном, а дочерью, и поэтому была не вполне счастлива. Она дико ревновала короля к мадам де Монтеспан, и в то же время страшно боялась соперницы. В знак протеста она картинно покинула двор и удалилась в монастырь; на этот раз король послал за ней своих людей, чтобы вернуть ее, но не соизволил сделать это лично. Бедняжка Ла Вальер! Судя по всему, ее век фаворитки короля двигался к концу.
И вновь Генриетта не замечала кружащихся вокруг нее пар. Она думала о Чарлзе и о том ужасном
Мир был переполнен горем и бедствиями.
Она почесала за шелковыми ушками Мими. Ми-ми и та страдала! У нее была своя гордость, и она не переносила, когда ее хозяйка обращала свое внимание» на других. Она бы давно убежала, обиженная и неприкаянная, если бы хозяйка не брала ее на руки едва ли не чаще, чем текст либретто.
Очнувшись от раздумий, Генриетта обнаружила, что одна из фрейлин тщетно пытается привлечь ее внимание. Что-то случилось. С трудом дождавшись конца балета, Генриетта бросилась к фрейлине.
– Мадам, маленький герцог да Валуа!.. У него рецидив!
Она спешно оставила бал и сломя голову помчалась в Сен-Клу, где проживали в то время ее дети.
При виде матери глаза мальчугана ожили, но его вид поразил ее. Бросившись к кровати, она взяла мальчика на руки. Она давно не видела его: служба при дворе короля мало способствовала занятиям с детьми.
Было ясно, что у малыша сильный жар.
– Но почему? Зубки у него прорезались совершенно нормально. Мне сказали, что теперь нет причин для беспокойства. Как же все это могло случиться? Почему меня не известили?
– Мадам, лихорадка сразила его совершенно внезапно. Маленький герцог де Валуа изволил вчера играть с сестрой, а затем… Затем – неожиданный приступ лихорадки. Доктора непрерывно пускали ему кровь, и сделано было все, что в наших силах.
Она не слышала ни словечка, а только прижимала к груди драгоценную крошку, меряя шагами комнату.
Я устала от этой жизни, подумала она, хватит с меня этих балов и маскарадов. Хватит быть рабыней Людовика. Я буду жить иначе… в тиши, в уединении. Боже, помоги мне вылечить мальчугана, вернуть ему здоровье, и я буду долгие часы проводить с детьми. Я устала. С каждым днем я чувствую себя все более усталой.
Пока она думала об этом, дыхание ребенка становилось все более прерывистым, он перестал узнавать мать.
Чуть погодя она осознала, как мягкие руки забрали у нее из рук мертвого ребенка.
Одним из последствий смерти ребенка стала необходимость завести нового наследника. Это означало возврат к ненавистной жизни под одной крышей с Филиппом, которого все сильнее прибирал к рукам подлейший из людей, дружок мужа, шевалье де Лоррэн.
Между Генриеттой и Филиппом без конца возникали трения. Филипп, казалось, окончательно преисполнился ненавистью к жене. Новым источником его раздражения и зависти стало то обстоятельство, что Людовик считал нужным обсуждать
То и дело он переходил на крик:
– Ты намерена что-то скрывать от меня? Разве такие отношения должны быть между женой и мужем? Рассказывай, о чем ты говорила с братом!
– Если бы он захотел поставить тебя в известность, он бы сделал это, – отвечала в таких случаях Генриетта. – Почему ты не спросишь у него самого?
– Разве это дело, столько времени проводить наедине с братом.
– Если на то воля короля, значит, так должно быть.
– Что там происходит между нами и англичанами? Почему в такие вопросы посвящается жена, а меня даже не ставят в известность.
– Это вопрос не ко мне, а к королю. Филипп, разъяренный, убегал от нее и, разыскав милого дружка Лоррэна, находил утешение в словах о том, как ему, Филиппу, не повезло с женой.
В Сен-Клу обстановка становилась все напряженнее. Осведомившись однажды о причинах долгого отсутствия среди фрейлин мадемуазель де Фьенн, Генриетта услышала в ответ, что та покинула дом.
– Покинула? С чьего же разрешения?
– По приказу месье, – был ответ. – Она не хотела покидать дом, но месье приказал выставить ее вон.
Генриетта направилась в покои мужа. На кровати мужа, растянувшись, лежал шевалье де Лоррэн; сам Филипп сидел на подоконнике и глядел в сад.
Ни тот, ни другой не встали при ее появлении. Лоррэн лениво чистил ногтем великолепный бриллиант на перстне – последний по счету подарок Филиппа.
Генриетта закипела от гнева, но, набравшись храбрости, решила игнорировать присутствие фаворита мужа.
– Почему вы отослали мадемуазель де Фьенн? – спросила она Филиппа. – Я находила присутствие этой дамы крайне полезным для меня.
– Это моих рук дело, – со смехом отозвался Лоррэн.
– Месье де Лоррэн, мне известна ваша бестактность и бесцеремонность, но я бы попросила вас не встревать в мой разговор с мужем.
– Если со мной и дальше так намерены обращаться, я ухожу, – скорчил гримасу Лоррэн.
– Весьма благодарна вам, что с вашей помощью я узнала средство избавиться от вашего присутствия.
– Вы забываете, что это дом месье, а не ваш, мадам.
– Филипп! – воскликнула Генриетта. – Почему ты спокойно сидишь и позволяешь этому чудовищу так вести себя по отношению ко мне?
– Вероятно, ему неприятно твое присутствие, – угрюмо сказал Филипп.
– Можешь и дальше миловаться с этой тварью, я перестану обращать на него внимание. Повторяю свой вопрос: почему ты уволил мадемуазель де Фьенн?
– А я вам отвечу, – крикнул де Лоррэн. – Да, я имею на это право, Филипп! Я был тем, кто не желал ухода этой женщины. Мне она нравилась. Время от времени мне нравятся женщины, а она была на редкость миленькой девицей. Но месье ее отослал, потому что месье не переносил ее. И все потому, что ему показалось, будто я слишком сильно увлекся ею.