Принцесса без короны. Неправильный отбор
Шрифт:
— Оркувены обленились за последние годы, — произнес Валентин, и Дайне вновь показалось, что он улыбается. В прорезях маски сверкнули глаза, мягко и добродушно. — Но они никогда не упустят добра, которое плывет в их сети. Для них вы теперь дева Застепья. Если вы выиграете отбор невест и станете женой принца, а потом королевой, это объединит весь юго-запад.
«Что, если попросить его снять маску?» — подумала Дайна и ответила:
— Я не выиграю отбор невест. Я согласилась участвовать в нем, потому что вы попросили. Но побеждать в нем я не собираюсь.
Валентин
— Так отчего же? Раньше вы знали об Эжене понаслышке, а теперь увидели его, смогли пообщаться. Вам по-прежнему не нравится мой брат?
— Не нравится, — хмуро ответила Дайна. — Не поймите меня неправильно, он замечательный человек, и его жена будет счастливейшей из женщин. Но это буду не я.
Некоторое время они молчали. Потом Дайна все-таки набралась смелости и попросила:
— Вы можете снять маску, господин ректор?
Из-за белой скорлупы маски снова донеслась усмешка, словно Валентин оценивал степень наглости первокурсницы.
— Нет.
Дайна боялась, что он поднимется, возьмет ее за руку и вышвырнет прочь. На мгновение ее окутало такой стужей, что пальцы затряслись. Откуда в ней вообще взялась такая дерзость? Ректор академии магии ни перед кем не открывает лица — но снимет маску по просьбе первокурсницы!
Но ничего страшного не произошло. Валентин спокойно сидел в кресле, руки лежали на подлокотниках устало и тяжело.
— А почему вы ее носите? — спросила Дайна.
— Это, скажем так, мой способ отстраниться от мира, — ответил Валентин и добавил с таким глубоким чувством, что Дайна вздрогнула: — Когда-то я испытал настолько сильную боль, что захотел стереть себя. Сделаться никем. И ты, например, рисуешь какие-то черты поверх моей маски, и видишь кого-то. Но это не я.
Он умолк. Дайна с ужасом поняла, что Валентин, всесильный волшебник, никому и никогда не открывал свою душу настолько.
— Простите меня, — с искренним сочувствием сказала Дайна. — Мне следовало понять, что ваша маска не просто каприз. Мне правда жаль.
Валентин усмехнулся.
— Как учеба? — спросил он, и Дайне подумалось, что ему снова не хочется с ней расставаться. Может, и зелье принимать не следовало, оно было лишь предлогом для такой вот вечерней встречи. — Как занятия?
— Очень интересно, — призналась Дайна. — У нас уже были уроки по зельеделанию. Пытались варить общеукрепляющий напиток.
«Он одинок и несчастен, — вдруг подумала она с невероятной, пронзительной тоской. — Ему не с кем поговорить, совсем».
— Получилось? — спросил Валентин, и Дайна вновь почувствовала тепло его улыбки.
— Да. Только потом я не могла заснуть из-за него, — ответила она. — Мне нравится учиться, правда.
— Так почему вы все-таки не хотите замуж за моего брата? — неожиданно спросил Валентин. — Сейчас, когда увидели его, поговорили с ним — все равно не хотите? Чем он успел вас огорчить?
Дайна нахмурилась. Она не могла ответить на этот вопрос даже самой себе — потому что хотела быть честной. А это означало, что придется признать то, чего она настолько сильно боялась.
— Снимите маску, — твердо ответила
Она понимала, что дерзит ректору в лицо — и знала, что это может закончиться плохо. Валентин был добр к ней, но он не позволил бы собой манипулировать. И Дайна на мгновение перестала дышать, когда рука ректора вдруг потянулась к маске.
Она ойкнула и уткнулась лицом в ладони — тем детским движением, которое когда-то могло спрятать ее от ночных кошмаров в чужих домах. Валентин негромко рассмеялся и сказал:
— Не бойся. Смотри, раз уж тебе настолько любопытно.
Дайна опустила руки. Лицо мужчины перед ней было красивым и спокойным — такое спокойствие получается тогда, когда ты годами сдерживаешь свои душевные порывы, чтобы они не разорвали тебя на части. Глаза оказались темно-серыми, нос — прямым и острым, левую бровь разламывал пополам шрам, который утекал под белые волосы. Валентин был очень похож на брата, но если Эжен был доброжелательным весельчаком, то от Валентина так и веяло усталым холодом одиночества.
— Вы похожи на брата, — промолвила Дайна, когда молчание сделалось совсем уж невежливым.
Ей вдруг стало ясно: сейчас Валентин снова наденет маску и закроется от нее навсегда. Она никогда не достучится до той части его души, которая открылась для нее той ночью в гостинице.
Она никогда не узнает самого важного. И Валентин так и останется пугающей тенью в маске, а не живым, чувствующим и любящим человеком.
Дайна неожиданно поняла, что они уже не сидят — стоят почти рядом, смотрят друг на друга, как дуэлянты. Можно было протянуть руку и дотронуться до бледной щеки, пробежаться пальцами по скуле, как Дайна сделала той недавней и далекой ночью, когда пыталась хоть как-то узнать и запомнить лицо Валентина.
— Похож, — кивнул Валентин. Его губы дрогнули в едва уловимой улыбке. — Мы ведь все-таки родня. Так почему ты не хочешь победить в отборе?
На мгновение Дайне показалось, что она падает. Под ногами вдруг раскрылась пустота — и Дайна рухнула вниз, во тьму, где не было места ни любви, ни надежде.
Еще немного — еще один удар сердца — и вся ее жизнь станет осенней листвой, которую уносит ветер.
Невидимые нити, которые их соединяли, окрепли и зазвенели; и больше не было ничего, кроме руки, которая взяла руку Дайны, и взгляда, заглянувшего в ее душу так глубоко, куда она сама не отважилась заглядывать.
Все в ней сейчас дрожало и рвалось, и Дайна испугалась, что не сможет говорить — не хватит воздуха.
И, когда они сказали в один голос:
— Я люблю тебя, — то Дайна поняла, что наконец-то может дышать.
Поцелуй вышел светлым и почти непорочным, хотя в ушах Дайны гудело пламя, а в висках пульсировала кровь.
— Я тебя люблю, — негромко повторил Валентин, когда они оторвались друг от друга, и Дайна подумала, что могла бы вот так стоять и смотреть ему в глаза всегда.
— Я тебя люблю, — выдохнула она и сама удивилась, насколько легко это получилось, словно она говорила самим сердцем. — Поэтому и не хочу побеждать в отборе. Вот и все.