Принцесса дачного поселка
Шрифт:
В результате под утро я уснул и проспал до девяти часов, чего со мной давно не было.
Спустился в кухню, когда все уже завтракали.
Лера напекла стопку лепешек с сыром, и лоснящиеся мордочки Саши и Даньки подтверждали, что они отдали дань ее кулинарным талантам.
Я подсел к столу, Лера налила мне кофе. Уселась рядом, смеющимися глазами покосилась на детей.
– Хороши! Марш умываться!
Данька заканючил:
– Как, опять?! Только что умывались, вроде?
Лера сделала сердитое лицо, собрав брови:
– Данил! Тобой сейчас хорошо сапоги чистить. Чтоб блестели.
Лера притихла.
Я вздохнул:
– Переживаешь?
Она кивнула.
Сергей притянул ее к себе и сказал сердито:
– Давай плюнем на все и закатимся куда-нибудь!
Лера аккуратно высвободилась, строго посмотрела на него:
– Сережа! Говорили ведь уже.
– Она поднялась.- Пойду собираться. Что одеть, не имею представления?
Я съязвил:
– Ну, это, конечно, самое важное в этой ситуации.
Она сердито посмотрела на меня и сказала:
– Как ты не понимаешь? Вроде, траур в семье, но и демонстрировать это мне не хотелось бы. Ладно, что-нибудь придумаю.
Я покосился на Сергея.
– Я буду с ней, так что не переживай особо.
Вниз спустился Данил в чистой тенниске и с пробором в темных, еще мокрых волосах.
Я подвел глаза:
– О, выглядишь настоящим джентльменом! Только галстука-бабочки не хватает.
Данька перепугался:
– Вот только маме про это не говори, а то, как пить дать, принарядит меня!
Лера спустилась к нам в строгом серо-голубом платье совсем простого покроя. Я ехидно подумал, что простота эта обманчива: платье очень ловко демонстрировало все достоинства ее фигуры. Я привык на работе видеть ее в классических лодочках, но, видимо, сюда она подобную обувь не брала, поэтому обула вчерашние плетеные сабо. Она на ходу бросила в сумку помаду, пудреницу и солнцезащитные очки и сказала:
– Я готова.
Мы с Сергеем переглянулись, и я одобрительно показал ей большой палец.
На дорожке, ведущей к дому, нас встретил Михаил Исаакович. Он доброжелательно поздоровался с нами, пропустил Леру вперед, и мы поднялись на веранду, откуда прошли в большую, видимо, парадную гостиную.
Когда мы вошли, Андрей и Игорь разом поднялись. Я отметил искру недовольства в глазах Аллы, но она промолчала.
Все чинно расселись. Лера устроилась в большом кресле, усадив рядом с собой Данила. Я заметил, что она плотно сжала губы, и ее тонкие ноздри чуть подрагивают, это верный признак, что она здорово волнуется. Я привлек ее внимание и показал ей кольцо из сомкнутых пальцев правой руки. На языке переговорщиков всего мира это значило: "Все хорошо, расслабься!" Она чуть откинулась в кресле и слегка улыбнулась.
Я огляделся и увидел, что в комнате нет вдовы и сестры покойного. Остальных я уже видел на отпевании и новых лиц не заметил.
Михаил Исаакович поднялся:
– Уважаемые господа! Мы все собрались здесь для того, чтобы узнать последнюю волю...
Михаил Исаакович за много лет прекрасно изучил процедуру подобных мероприятий, речь его лилась плавно и напоминала полноводную реку.
Я посмотрел на Данила. Лицо его приобрело хорошо знакомое мне выражение скуки, которое появлялось на его физиономии, когда он был вынужден заниматься чем-то скучным:
Нотариус повысил голос, и я вернул свое внимание.
– ...прискорбный случай, имевший место в ночь с субботы на воскресенье, не позволил ему в установленном законом порядке оформить изменения, которые он желал внести в свое прежнее замечание. Однако прошу вас обратить внимание на следующие обстоятельства: днем, до начала презентации последней книги Володи, я имел с ним длительную беседу, и он передал мне собственноручно написанные изменения, которые он просил внести в завещание. Даже больше того, мы с ним просмотрели эти изменения, и, по моему настоянию, Володя изменил одно из распоряжений, также собственноручно. В тот же вечер, он посчитал необходимым огласить эти изменения и уведомил об этом всех заинтересованных лиц. Как все знают, ночью случилось несчастье, которое не позволило ему завершить свои земные дела, и изменения, которые он желал внести, остались оформленными не до конца. Однако, исходя из ряда обстоятельств, как то: воля покойного выражена достаточно ясно, изменения написаны им собственноручно, оглашены вслух в присутствии группы лиц, среди которых присутствовали, по меньшей мере, двое, не являющихся родственниками и непосредственно в завещании не упомянутых, и, следовательно, по букве закона могущих свидетельствовать о намерениях завещателя, - исходя из этих обстоятельств я считаю, что в завещание, хранящееся в сейфе покойного и в помещении нотариальной конторы должны быть внесены все изменения, о которых нам известно, и которые покойный мой друг передал мне в тот день.
В торжественном молчании нотариус развернул бумагу.
Михаил Исаакович закончил читать текст завещания и перешел к тексту изменений.
Я подумал о том, что покойный действительно был предусмотрительным человеком. Впрочем, ему было, что делить. Я, как Данил, практически убаюкался описанием квартир, дач и земельных участков покойного. В числе прочего упоминались библиотека, коллекция оружия, ценные подарки и я подумал, что Данил был прав, по крайней мере, ценностей в семье хватало.
Жене оставалась московская квартира, эта дача, деньги на их общем счете и авторские доходы. Я удивился тому, что довольно большую сумму он оставил Ольге Алексеевне, их домработнице. Впрочем, за много лет она, наверное, тоже стала частью его семейной жизни. Все остальное он распределил между сыновьями и членами семьи, в число которых включил и Леру с Даниилом.
Михаил Исаакович сложил бумаги назад в папку и закрыл ее. Он поднялся и сказал:
– Для решения о принятии наследства существует установленный законом шестимесячный срок, поэтому у всех будет время для того, чтобы обдумать все без спешки и лишних эмоций.
С чувством исполненного долга он сказал:
– Собственно, это все, что я хотел вам сказать.
Я только подумал про себя, что, возможно, предвзято относился к семье Тобольцевых, и смерть отца, действительно непоправимая утрата, пригасила все разногласия, ранее имевшие место. В этот момент Алла Тобольцева довольно громко спросила:
– Может быть, еще кто-нибудь из членов семьи имеет мысли по поводу документов, которые мы сегодня обсуждали?
Михаил Исаакович спросил ее приторно вежливым голосом: