Принцесса Екатерина Валуа. Откровения кормилицы
Шрифт:
– Королева неустанно напоминает мне, что английские посланники в мельчайших подробностях доложат королю Генриху о моем внешнем виде и поведении и что я должна поддержать честь Франции. Из-за этого я так волнуюсь, что боюсь упасть в обморок или покрыться красными пятнами.
Я услышала последнее замечание, занимаясь уборкой в гардеробной, и захотела немедленно сказать Екатерине, что в целом христианском мире нет принцессы прекраснее ее, но мадемуазель Бонна меня опередила.
– Ваше высочество, королева лишь желает напомнить вам, как много от этого зависит, – заявила она. – Если брак не состоится, не будет соглашения с Англией и неизбежно последует война. Отец говорил мне, что переговоры
– Не понимаю, почему король Генрих послал кардинала устраивать его женитьбу, – проворчала Екатерина. – Что может знать о женитьбе католический священник, давший обет безбрачия?
Я улыбнулась, услышав рассуждение юной девушки. Придет время, и она узнает о бывших монастырских воспитанницах, ставших любовницами высокопоставленных клириков.
Мадемуазель д’Арманьяк и бровью не повела.
– Кардинал Лэнгли – в первую очередь дипломат и лишь во вторую – священник. Когда дело доходит до королевского брака, невеста всегда является предметом длительных переговоров. – Мне пришло в голову, что Бонна, должно быть, описывает собственный брак. – В подобных обстоятельствах кровь и родословная имеют первостепенное значение.
– Тогда почему же королеву так заботит моя внешность? – фыркнула Екатерина. – Я дочь правящего короля – это все, что им нужно знать.
Бонна покачала головой.
– Женщина, которая очарует своего супруга и господина, сможет влиять на его действия. Ваш брак послужит делу заключения мира между Францией и Англией, а король Генрих, очарованный вами, сделает ваших врагов своими врагами.
Глубокое понимание дипломатических ухищрений было у Бонны в крови. Граф д’Арманьяк сумел добиться места в королевском совете и обеспечил своей дочери брак с племянником короля. Похоже, Бонна унаследовала от отца способность к вероломству и коварству.
Однако ответ Екатерины наглядно демонстрировал, что фрейлине не выиграть соревнования в ясности мысли.
– Да, я понимаю, каким образом это принесет выгоду королеве, – проговорила она, – при условии, что мои враги остаются ее врагами.
Я не видела выражения лица Бонны, но ее молчание звучало достаточно красноречиво. Очень скоро слова Екатерины дойдут до ушей королевы.
Весь Париж праздновал начало Большого турнира. Он проводился в Покаянный вторник, последний день перед началом Великого поста, когда подобные забавы еще разрешены. Посмотреть на турнир позволялось даже дворцовой челяди и простому люду, поэтому мы с Алисией присоединились к огромной толпе, запрудившей улицы, ведущие к королевскому ристалищу на берегу Сены.
Ристалище располагалось на пустыре возле Лувра, древней крепости французских королей, чьи высокие зубчатые стены и устрашающе неприступный донжон охраняли королевскую казну. Вдоль стены установили ярко раскрашенные шатры, готовые принять особ королевской крови и высокопоставленных вельмож. Перед шатрами простиралась арена – две посыпанные песком дорожки, разделенные крепкой перекладиной. Позади арены стояли огороженные ряды длинных скамеек для простонародья, а за ними бежала река Сена с флотилиями лодок и барок, на которых тоже собирались зрители. В одном конце ристалища стояли герольдские ворота – раскрашенный деревянный барбакан, пестрящий флагами и штандартами и отмечающий вход от рыцарского лагеря, где стояли сотни разноцветных шатров с гербами рыцарей-участников, прибывших из всех уголков Европы в надежде выиграть состояние и помериться ловкостью и силой.
День стоял холодный и ясный. Под чистым голубым небом раздавалось звонкое лошадиное ржание, свист грумов, лязг доспехов и сбруи, звон наковален.
В положенное время громкие фанфары возвестили о появлении королевской семьи, медленно спускавшейся с высокой стены замка по устланной ковром деревянной лестнице, специально возведенной для этой цели. Один за другим король, королева и их знатные гости приветствовали толпу и усаживались на троны и скамьи под расписным балдахином. На крыше королевского шатра развевались геральдические штандарты с изображением личных гербов каждого из сидящих вельмож. Вдоль парапета мерно покачивали бутонами живые лилии, чудесным образом выращенные в середине зимы. Оттуда, где мы сидели, королевское семейство и гости казались роскошными куклами – в собольих мехах и причудливых ярких нарядах, густо усыпанных драгоценными камнями.
Однако же на фоне этих чванных павлинов Екатерина отчетливо выделялась благодаря своей красоте и элегантности. Прекрасное платье золотой парчи, шитое жемчугом, источало нежное свечение среди показного блеска ее родных и близких. Светлые волосы, прихваченные жемчужным обручем, струились по спине и сияли, будто шелковая орифламма. [6] (Бог свидетель, я хорошо их расчесала!) По обычаю французского двора, на торжественных приемах девушкам положено было появляться с непокрытой головой и распущенными волосами. И все же на фоне королевы и придворных дам с вычурными прическами Екатерина выглядела свежей, как наливное яблочко, и вполне готовой к замужеству. Сердце мое то раздувалось от гордости за ее красоту, то сжималось при виде беззащитности принцессы.
6
Орифламма – штандарт королевских французских войск, представляет собой длинную узкую полосу ткани алого цвета с изображением золотого пламени.
– Если этот король не возьмет ее, так следующий – точно, – прошептала я, смахивая непрошеную слезу.
– Она похожа на ангела! – с обожанием воскликнула Алисия. – Нет на свете дамы красивее принцессы Екатерины!
– Ну, будем надеяться, что толстый кардинал того же мнения, – проворчал грубый голос позади нас. – Иначе к сентябрю по Сене, будто дерьмо, приплывут английские войска.
Я обернулась. Говоривший, лысый мужчина с острым лисьим лицом, щетинистым подбородком и осоловелым взглядом, носил синюю с золотом ливрею королевского камердинера и черную шляпу.
– Если они уедут, в том будет виновата не принцесса Екатерина, – вставила я, добавив улыбку, намекающую, что я не чужда дворцовых сплетен и не прочь продолжить разговор.
Он многозначительно подмигнул.
– О да, она-то красотка, никто не спорит. Какой мужчина откажется заполучить ее невинность!.. Что? – запнулся он, заметив мои сурово сдвинутые брови и кивок в сторону Алисии.
Стремясь направить его на менее похотливую тему, я указала на краснолицего священника в малиновой сутане, плотно обтягивающей огромный живот.