Принцесса Клевская (сборник)

де Лафайет Мари Мадлен

– Должно быть, вы полагаете, что у меня нет возлюбленной, – отвечал господин де Немур улыбаясь, – коль скоро делаете мне такое предложение и воображаете, будто мне не с кем ссориться, если я дам повод думать, что получаю подобные письма.

– Прошу вас, – возразил видам, – выслушайте меня со всей серьезностью. Если у вас есть возлюбленная, в чем я не сомневаюсь, хотя и не знаю, кто она такая, вам нетрудно будет оправдаться перед ней, и я дам вам верные средства для этого; если же вы не сможете оправдаться, мимолетная размолвка вам недорого обойдется. А я из-за этой истории могу лишить доброго имени особу, страстно меня любившую и одну из достойнейших женщин на свете; а с другой стороны, я навлекаю на себя неумолимую ненависть, которая будет мне стоить моего положения, а может быть, и чего-то большего.

– Я не могу понять всего, что вы говорите, – отвечал господин де Немур, – но вы позволяете мне предположить, что слухи о внимании к вам некой весьма высокопоставленной особы не вовсе ложны.

– Они и впрямь не таковы, – сказал видам де Шартр, – а если бы Господу было угодно, чтобы они были ложны, меня не постигли бы нынешние мои затруднения. Но я должен рассказать вам все, что со мной случилось, чтобы вы увидели, чего мне следует опасаться.

С тех пор, как я появился при дворе, королева всегда отличала и привечала меня, и я имел основания думать, что она ко мне благоволит; впрочем, в этом не было ничего особо примечательного, и я никогда и в мыслях не имел питать к ней иные чувства, кроме почтения. К тому же я был страстно влюблен в госпожу де Темин [274] ;

при одном взгляде на нее нетрудно понять, как сильно может ее любить тот, кого она любит, а я был ею любим. Года два назад, когда двор был в Фонтенбло, я имел случай дважды или трижды побеседовать с королевой в те часы, когда вокруг было очень мало людей. Мне показалось, что мой склад ума ей нравится и что она вникает во все, что я говорю. Однажды разговор у нас зашел о доверии. Я сказал, что совершенного доверия не испытываю ни к кому; что в таком доверии всегда приходится раскаиваться и что мне известно множество вещей, о которых я никогда не говорил. Королева отвечала, что за это она ценит меня еще больше; что во Франции она не нашла никого, кто умел бы хранить тайну, и что это ей было огорчительнее всего, поскольку лишало ее удовольствия вступать в отношения доверительные; что в жизни необходимо иметь кого-то, с кем можно говорить, тем более для особ ее сана. В последующие дни она несколько раз заговаривала о том же; она даже поведала мне о кое-каких скрытых от глаз тогдашних происшествиях. Одним словом, мне показалось, что она хотела бы стать хранительницей моей тайны и готова доверить мне свои. Эта мысль привлекала меня к ней, я был тронут таким отличием и выказывал ей почтение более усердно, чем обыкновенно. Однажды вечером, когда король и все дамы отправились верхом на прогулку в лес, а она не пожелала ехать, поскольку ей нездоровилось, я остался при ней; она прошла к берегу озера и не стала опираться на руки своих людей, чтобы свободней было ходить. Сделав несколько кругов, она подошла ко мне и велела следовать за ней. «Я хочу поговорить с вами, – сказала она, – и вы увидите из моих слов, что я вам друг». Тут она остановилась и, пристально поглядев на меня, прибавила: «Вы влюблены, и поскольку вы никому в том не признаетесь, то полагаете, что о вашей любви никто не знает; но о ней известно, и даже тем, кого это касается. За вами наблюдают, обнаружены места, где вы встречаетесь с вашей возлюбленной, и есть план вас там схватить. Я не знаю, кто она; я не спрашиваю вас об этом, я только хочу оберечь вас от несчастий, которые могут с вами случиться». Судите же, какую ловушку расставила мне королева и как трудно было в нее не попасть. Она хотела знать, влюблен ли я; и не спрашивая, в кого, доказывая, что единственное ее намерение – быть мне полезной, она не позволяла мне предположить, что говорит из любопытства или из умысла.

274

Госпожа де Темин – Мадлен де Базийяк, супруга Луи де Лозьера де Темина.

И все же сквозь эту обманчивую видимость я разгадал истину. Я был влюблен в госпожу де Темин; но, хотя она и любила меня, я не был настолько счастлив, чтобы иметь особые места для встреч с нею и бояться, что меня там застигнут; к тому же я ясно видел, что не ее королева имела в виду. Я знал также, что у меня была связь с другой женщиной, не столь красивой и не столь неприступной, как госпожа де Темин, и, возможно, открылось то место, где я с ней виделся; но поскольку я не слишком этим дорожил, мне было бы нетрудно уберечься от подобной опасности, перестав с нею встречаться. Потому я и решил ни в чем не признаваться королеве, а, напротив, уверить ее, что я давно уже оставил желание добиваться любви женщин, на чью взаимность мог надеяться, так как считал их почти всех недостойными привязанности порядочного человека, и только та, что была бы много выше их всех, могла бы меня привлечь. «Вы мне отвечаете неискренне, – возразила королева, – я знаю, что правда совсем не такова, как вы говорите. Мои слова должны были побудить вас не скрывать от меня ничего. Я хотела бы иметь вас среди своих друзей, – продолжала она. – Но, даруя вам это место, я желала бы знать о ваших привязанностях. Решайте же, хотите ли вы получить его, заплатив своей откровенностью. Даю вам на размышление два дня; но по истечении этого срока думайте хорошенько о том, что говорите, и помните, что если я обнаружу ваш обман, то не прощу вам его до конца моей жизни».

Произнеся эти слова, королева удалилась, не ожидая моего ответа. Вы можете вообразить, как заняты были мои мысли тем, что она сказала. Два дня, которые она мне дала, не показались мне слишком долгими, чтобы принять решение. Я видел, что она хотела знать, влюблен ли я, и не желала, чтобы это было так. Я видел все последствия своего решения. Самолюбие мое было немало польщено особыми отношениями с королевой, которая к тому же обворожительная женщина. С другой стороны, я любил госпожу де Темин и, хотя в каком-то смысле и изменял ей с той, другой, дамой, о которой вам говорил, я не мог решиться порвать с нею. Я видел также, каким подвергаюсь опасностям, обманывая королеву, и как трудно ее обмануть; и все же я не мог отказаться от того, что предлагала мне судьба, и был готов на все, что может навлечь на меня мое дурное поведение. Я порвал с той женщиной, связь с которой могла открыться, и надеялся, что мне удастся скрывать свои отношения с госпожой де Темин.

Когда по прошествии двух дней, данных мне королевой, я вошел в комнату, где сидели в кружок все дамы, она сказала мне громко и с серьезностью, удивившей меня: «Вы подумали о том деле, что я вам поручила, и узнали истину?» – «Да, Мадам, – отвечал я, – она такова, как я и говорил вашему величеству». – «Приходите вечером, когда я буду заниматься бумагами, – сказала она. – Я дам вам последние приказания». Я низко поклонился, ничего не ответив, и в назначенный ею час был на месте. Завидев меня, она подошла ко мне и увела на другой конец галереи. «Итак, – сказала она, – вы хорошо подумали, прежде чем заявить, что вам нечего мне сказать, и не заслуживает ли вашей откровенности мое обращение с вами?» – «Мне потому и нечего вам сказать, Мадам, – отвечал я, – что я говорю с вами откровенно. Клянусь вашему величеству со всей должной почтительностью, что я не связан ни с одной из дам при дворе». – «Я хочу в это верить, – проговорила королева, – потому что желала бы, чтобы это было так; а желаю я этого потому, что хочу, чтобы вы были преданы мне всей душой, а ваша дружба не могла бы дать мне того, что мне нужно, если б вы были влюблены. Влюбленным нельзя доверяться; они не умеют хранить тайну. Они слишком рассеянны и слишком заняты другим, главная забота для них – их возлюбленные, а это несовместимо с той преданностью, какой я жду от вас. Помните же, я готова дарить вас своим совершенным доверием потому, что вы дали мне слово, что у вас нет иных привязанностей. Помните, что вы нужны мне безраздельно; что я хочу, чтобы у вас не было ни друга, ни подруги, кроме тех, кто мне приятен, и что у вас не должно быть иных забот, кроме как угождать мне. Я не заставлю вас жертвовать вашим положением; я буду заботиться о нем ревностней, чем вы сами, и что бы я для вас ни сделала, я буду считать себя вознагражденной более чем щедро, если вы окажетесь для меня тем, кем я надеюсь вас видеть. Я избираю вас для того, чтобы поведать вам все мои горести и чтобы вы помогли их смягчить. Вы увидите, что они нешуточны. Всем кажется, что я легко мирюсь с привязанностью короля к герцогине де Валантинуа; но она для меня непереносима. Герцогиня властвует над королем, она его обманывает, а меня презирает; все мои люди переметнулись к ней. Королева, моя невестка, гордясь своей красотой и могуществом своих дядьев, не питает ко мне никакого уважения. Коннетабль де Монморанси правит королем и королевством; он меня ненавидит и дал мне такие свидетельства своей ненависти, которых я не могу забыть.

Маршал де Сент-Андре – дерзкий молодой фаворит, он обходится со мной не лучше, чем другие. Вы пожалели бы меня, если б знали все подробности моих несчастий; до сих пор я не решалась их доверить никому, я доверяюсь вам; сделайте так, чтобы я в этом не раскаивалась, будьте единственным моим утешением». Глаза королевы наполнились слезами, когда она произнесла эти слова; я был готов броситься к ее ногам, так искренне я был тронут добротой, которую она ко мне выказала. С того дня она питает ко мне совершенное доверие; отныне она ничего не делает, не поговорив со мной, и наша связь с ней длится по сю пору.

Часть третья

– Однако, как ни был я занят и поглощен этими новыми отношениями с королевой, меня влекла к госпоже де Темин естественная склонность, которой я не мог побороть. Мне казалось, что она раздробила меня; будь я благоразумен, я воспользовался бы этой переменой как средством для исцеления, а вместо этого любовь моя только возросла, и я вел себя так неосмотрительно, что королева прослышала о моей привязанности. Ревность свойственна дочерям ее народа, и, быть может, чувства королевы ко мне были более пылкими, чем она сама полагала. Но как бы то ни было, слухи о моей влюбленности вызывали у нее такое беспокойство и причиняли ей такую боль, что я счел себя невозвратно погибшим в ее глазах. Все же мне удалось разуверить ее своими заботами, услугами и ложными клятвами, но я не мог бы обманывать ее долго, если бы перемены в госпоже де Темин не разлучили меня с ней против моей воли. Она дала мне понять, что больше меня не любит; я так в это поверил, что принужден был не докучать ей более и оставить ее в покое. Спустя какое-то время она написала мне то письмо, что я потерял. Из него я узнал, что ей были известны мои сношения с той женщиной, о которой я вам говорил, и что в этом и крылась причина ее охлаждения. Поскольку тогда не было ничего, что меня бы отвлекало, королева была мною довольна, но, так как чувства, которые я к ней питаю, не того свойства, чтобы сделать меня не способным на какие-то иные привязанности, и так как влюбляемся мы не по своей воле, то я влюбился во фрейлину дофины, госпожу де Мартиг, к которой имел уже немалую склонность, когда она носила имя Вильмонте. У меня были основания полагать, что и она не испытывала ко мне ненависти; умение молчать, которое я выказывал по отношению к ней и всех причин которого она не знала, ей нравилось. По этому поводу у королевы не было подозрений; они появились по другому поводу, не менее для меня опасному. Поскольку госпожа де Мартиг постоянно находилась при дофине, я стал бывать там чаще, чем обыкновенно. Королева вообразила, что в дофину я и влюблен. Положение дофины, равное ее собственному, красота и молодость, которыми дофина ее превосходила, рождали в королеве ревность к невестке, доходящую до неистовства, ненависть, которую она не могла больше скрывать. Кардинал Лотарингский, который, как мне кажется, давно уже добивается благосклонности королевы и видит, что я занимаю желанное ему место, стараясь якобы примирить королеву с дофиной, стал вникать в их распри. Не сомневаюсь, что он догадался об истинных причинах досады королевы, и думаю, что он всеми средствами оказывает мне дурные услуги, не давая ей повода понять, что он это делает с умыслом. Вот каково положение дел на нынешний час. Судите же, какое действие может произвести письмо, которое я обронил и которое, на свою беду, положил в карман, чтобы вернуть госпоже де Темин. Если королева прочтет это письмо, то узнает, что я ее обманывал и что почти в то же самое время, когда я обманывал ее с госпожой де Темин, я обманывал госпожу де Темин с другой; подумайте, какое представление она составит обо мне и сможет ли она впредь верить моим словам. Если письмо к ней не попадет, что я ей скажу? Она знает, что его отдали дофине; она подумает, что Шатляр узнал руку дофины и что письмо написано ею; она вообразит, что та особа, о ревности к которой там идет речь, – она сама; одним словом, нет такой мысли, которая не могла бы ей прийти в голову и которой я не должен страшиться. Добавьте к этому, что я живо увлечен госпожой де Мартиг, что, без сомнения, дофина покажет ей это письмо, и она сочтет, что оно написано недавно; так я окажусь в ссоре и с той женщиной, которую люблю более всех на свете, и с той, которой должен более всех на свете опасаться. Судите же теперь, есть ли у меня причины заклинать вас сказать, что письмо ваше, и молить вас ради всего святого забрать его у дофины.

– Я вижу, – сказал господин де Немур, – что нельзя попасть в более затруднительное положение, чем вы сейчас, и надо признать, что вы его заслуживаете. Меня обвиняли в том, что я не был верным любовником и имел несколько связей одновременно; но вы так далеко меня опередили, что я и вообразить бы не мог таких проделок, как ваши. Неужто вы полагали, что сможете сохранить госпожу де Темин, связав себя с королевой, и надеялись, что, будучи связаны с королевой, сможете ее обманывать? Она итальянка и королева, стало быть, исполнена подозрительности, ревности и гордости; когда добрый случай, скорее чем ваше доброе поведение, разрывает ваши прежние связи, вы завязываете новые и воображаете, что можете на виду у двора любить госпожу де Мартиг, а королева этого не заметит. Никакие ваши старания загладить ее унижение от того, что она сделала первые шаги, не были бы излишни. Она питает к вам пылкую страсть; ваша скромность запрещает вам об этом говорить, а моя – об этом спрашивать; но как бы то ни было, она вас любит, она вас подозревает, и истина против вас.

– Вам ли осыпать меня упреками, – прервал его видам, – и разве ваш опыт не должен был внушить вам снисхождение к моим поступкам? Однако я с готовностью признаю свою вину; но, умоляю вас, подумайте о том, как вытащить меня из той пропасти, где я очутился. Мне кажется, было бы хорошо, если б вы повидались с дофиной, как только она проснется, и попросили ее вернуть письмо, словно бы это вы его потеряли.

– Я уже сказал вам, – отвечал господин де Немур, – что нахожу ваше предложение весьма странным и что оно может нанести вред моим собственным делам; но к тому же, если кто-то видел, что письмо выпало из вашего кармана, то полагаю, непросто будет доказать, что оно выпало из моего.

– Разве я не говорил вам, – возразил видам, – что дофине сказали, будто оно выпало из вашего?

– Как! – воскликнул господин де Немур, поняв в эту минуту, какую дурную службу в отношении принцессы Клевской может сослужить ему такая ошибка. – Дофине сказали, что это я потерял письмо?

– Да, – отвечал видам, – ей так сказали. Ошибка эта случилась потому, что в той комнате, где лежала наша одежда во время игры в мяч и куда ваши и мои люди за ней пошли, было много дворян из свиты обеих королев. Тут падает письмо; его подбирают и читают вслух. Одни решили, что оно ваше, другие – что оно мое. Шатляр, который взял его себе и у которого я его просил, сказал, что отдал его дофине как письмо, написанное вам; а те, кто говорил о нем королеве, к несчастью, сказали, что оно мое; стало быть, вам нетрудно будет сделать то, о чем я вас прошу, и помочь мне выпутаться из этого затруднительного положения.

Господин де Немур всегда очень любил видама де Шартра, а его родство с принцессой Клевской делало видама еще дороже герцогу. И все же он не мог решиться на такой риск, что до нее дойдут слухи, будто эта история с письмом касается его. Он погрузился в глубокое раздумье, а видам, почти угадав предмет его раздумий, сказал:

– Я вижу, вы боитесь поссориться с вашей возлюбленной, и вы даже дали бы мне повод думать, что это дофина, если бы отсутствие у вас ревности к господину д’Анвилю не опровергало такого моего предположения; но, как бы то ни было, вы вправе не жертвовать своим покоем ради моего, и я дам вам средство доказать той, кого вы любите, что это письмо адресовано мне, а не вам; вот записка от госпожи д’Амбуаз; она подруга госпожи де Темин, которая поведала ей обо всех своих чувствах ко мне. Этой запиской она просит вернуть то письмо своей подруги, что я потерял; на записке стоит мое имя; из нее без всякого сомнения следует, что письмо, которое меня просят вернуть, – то самое, о каком идет речь. Отдаю вам эту записку и позволяю показать ее вашей возлюбленной, чтобы оправдаться перед ней. Умоляю вас не терять ни минуты и сегодня же утром отправиться к дофине.