Принцесса на горошине

Риз Екатерина

Первым ударом была фотография. Фотография миловидной девушки, не красавицы, но она была милой, с красивыми глазами и скромной улыбкой. Золотисто-русые волосы, серые глаза, маленькая родинка под губой. Не красавица, поражающая воображение, а обычная девушка… В таких, по сути, и нужно влюбляться. В настоящих, добрых, человечных. Она даже на фото производила такое впечатление.

Но поразило меня в этой фотографии совсем другое. Не её добрые глаза.

– Её зовут Марина, - проговорил тем временем Пал Палыч, без сомнения, внимательно наблюдая за моей

реакцией. – До замужества носила фамилию Серебрякова. Ей тридцать два года, уроженка города Казань. Закончила ТГГПУ девять лет назад.

Я нахмурилась. Попыталась повторить:

– Что это… ТГГПУ?

– Татарский государственный гуманитарно-педагогический университет. По образованию преподаватель алгебры и геометрии. В данный момент работает по профессии, я узнавал.

– Где работает?

– В Калининграде.

– Она русская, - проговорила я то, что меня задело не на шутку. Посмотрела на Пал Палыча и повторила: - Русская.

Он кивнул, понимая, насколько я напряжена.

– Русская.

Я не удержалась от болезненной усмешки.

– Он женился на русской?

– Там всё, куда интереснее, на самом деле.

– Что ещё?

– Я решил немного разузнать об этой самой Марине. Выяснилась интересная вещь. Оказывается, брак с Маратом для неё второй. До этого она была замужем за его двоюродным братом, Даниилом. В браке у них родился сын, Георгий, ему сейчас семь лет.

Я пыталась осмыслить услышанное.

– А где он сейчас, этот Даниил?

– Погиб. Автокатастрофа. Около шести лет назад.

– И Марат женился на его вдове? – Я никак не могла поверить в то, что слышу.

Пал Палыч развел руками.

– Выходит, что так.

– Глупость какая, - проговорила я негромко. Мой взгляд скользил по строчкам отчета, что предоставил мне Рыков. Я читала, но мало, что понимала. Больше пыталась сообразить… - Я не помню никакого Даниила, - сказала я, в конце концов. – И Марину я эту не помню. Я же бывала в доме родителей Марата не раз, общалась со многими родственниками, но их я не знаю.

– Марьяна, ты же понимаешь, я не могу заявиться в дом родственников Марата, даже к его друзьям, и начать задавать вопросы. По крайней мере, не в нашей ситуации. То, что ты читаешь, можно сказать, та конкретная информация, которую я смог разузнать.

Я покивала в молчании, а Пал Палыч продолжил:

– На сегодняшний день, я могу сказать, что в Москву Марат приехал один, без жены и ребенка. Они остались в Калининграде, у него там квартира, они живут прежней жизнью. Каких-либо предпосылок к тому, что они собираются в Москву, нет.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что по месту работы Марины Серебряковой, ныне Давыдовой, никто не в курсе её возможного увольнения и переезда. Она, как работала, так и работает. Мальчик в сентябре собирается в первый класс, в ту же школу. Заявление уже подано. Это не так трудно узнать. Кстати, - Рыков вскинул вверх указательный палец, - ребенка Марат усыновил. Всё, как положено.

– Усыновил? – Я на Пал Палыча смотрела. –

Хочешь сказать, что это его сын?

– Вот этого я выяснить не могу, - совершенно серьёзно ответил он. – По документам – да. А в остальном, - он плечами пожал.

– Какая-то странная история, - проговорила я, вновь уставившись на фотографию молодой женщины. Супруги Марата. Странно было об этом думать, проговаривать это даже мысленно – жена Марата. Его жена, его ребенок. – Что эта за брат такой? – проговорила я себе под нос. – Я помню его братьев, даже троюродных. Они все большая, дружная семья. До сих пор по именам всех могу назвать. А тут двоюродный, и его никогда не приглашали в дом? Может, они жили где-то далеко?

– Жили они в Казани, никуда не уезжали, - возразил Рыков. – Но, мне кажется, объяснение тут довольно простое, Марьяна.

Я на него посмотрела.

– И какое же?

Пал Палыч ткнул пальцем в фотографию Марины, а на меня взглянул с открытым намеком.

– Ты сама сказала. Она русская.

Я водила пальцем по полированной поверхности стола. Раздумывала.

– Хорошо, - сказала я, в конце концов. Папку закрыла, положила на неё ладонь. – Я почитаю. Спасибо, Пал Палыч.

Рыков намёк понял, кивнул и с кресла поднялся. Только спросил, прежде чем выйти за дверь:

– Пироги-то будешь?

– Я на диете, - пробормотала я отстранённо. Голова моя была занята совсем другим, не пирогами.

– А я вот не на диете, и, пожалуй, пойду на кухню.

Он вышел, и я осталась одна. Разглядывала закрытую папку. Странное ощущение какого-то душевного дискомфорта. Я, вроде бы, и не расстроена тем, что узнала, но, явно, смущена. Потому что не понимаю.

Брак, жена, ребенок, переезд за тысячи километров от дома. У Марата было много забот после нашего с ним расставания. Судя по всему, ему и страдать-то было особо некогда.

Жизнь его бьёт ключом. А у меня магазины, фитнес, Шурины пироги. Даже как-то неудобно за свою бесконечно удобную жизнь.

– Я хотел тебя поблагодарить.

Марат сам мне позвонил, ближе к вечеру. Я поначалу сомневалась, стоит ли отвечать на его звонок, но затем решила, что моё нежелание его насторожит.

– За что? – заинтересовалась я.

– За помощь. С обновлением моего гардероба.

– Ах да. Абсолютно не за что. Я оказалась рядом с магазином, и это не заняло больше пятнадцати минут.

Марат хмыкнула в трубку.

– Твои пятнадцать минут – дорогого стоят.

– Ты говоришь «спасибо», Марат, я тебе говорю «пожалуйста».

– У тебя всё в порядке? – спросил он вдруг.

– Да.

– У тебя странный голос.

– Почему?

– Настороженный. Я в чём-то провинился?

– Тебе лучше знать. Я не контролирую твои действия.

– Думаю, нам нужно завтра встретиться.

– Зачем? – удивилась и опять же насторожилась я.

Давыдов посмеялся.

– Не переживай. Я не приглашаю тебя ни на ужин, ни на свидание. Приглашаю посетить Совет директоров. Послушать, что говорят.