Принцесса на Кириешках
Шрифт:
– Это дело нехитрое.
– Марфа, вы уволены.
Я встала и вышла в коридор, постояла там несколько мгновений, затем осторожно приоткрыла дверь и посмотрела в щелочку. Лев Яковлевич, чертыхаясь, накладывал картошку на тарелку. Я ухмыльнулась. Один–ноль в мою пользу. Все правильно! Есть захочешь, начнешь шевелиться, а профессор не из тех людей, которые станут испытывать муки голода перед сковородкой, полной вкусной еды. Сдается мне, он притворяется ничего не умеющим «ботаником». Кстати, это очень удобная позиция, попробуйте постоянно твердить: «Ой, я не знаю, как включать
Вот увидите, рано или поздно найдется тот, кто подаст вам чаек прямо в кровать. Так что, милые мои, не спешите учиться готовить, гладить и вести домашнее хозяйство. Ежели вложите в голову мужа мысль о том, что боитесь утюга, ну фобия у вас такая, с раннего детства: лет этак в пять сидели вы в песочнице, а туда со всего размаха шмякнулся утюг и укусил девочку, – так вот, если супруг поверит вам, до конца своих дней именно он будет гладить белье. Только не переборщите, нельзя бояться всего сразу: уборки, стирки, готовки. Подобное поведение называется ленью и обычно сурово наказывается. Выберите всего лишь одно, особо ненавистное вам занятие и смело передайте его в чужие руки.
Говорят, что на свежем воздухе хорошо спится, но ко мне Морфей приходить не торопился. До полуночи я прождала Асю, но та не приехала и даже не позвонила. Оля отреагировала на отсутствие матери совершенно спокойно.
– Она иногда задерживается, – обронила дочь, – может и к часу заявиться.
– В самом деле? – удивилась я.
Ольга кивнула:
– А что такого? Говорила же, Ася переводчица, у нее бывают встречи…
– Она же вроде книги переводит.
– Верно, – кивнула Ольга, – но иногда и «вживую» поработать просят.
– Утомительно, наверное. И зачем ей это?
Оля скривилась:
– Ася из-за денег прямо свихнулась, все заработать хочет. Если предлагают хорошую сумму, мигом соглашается! Мне такая жадность непонятна, но, в конце концов, у каждой пташки свои замашки. Лично мне кажется, что у человека должно быть побольше свободного времени для творческой работы. Но Ася такая приземленная, она начисто лишена хоть каких-нибудь талантов, просто бабки срубает. И как ей не скучно! Я тяжело вздохнула, да уж, с этой семейкой не соскучишься. Сначала заработай на всех, потом сгоняй за продуктами, приготовь еду…
– У вас нет домработницы? – вырвалось у меня.
– Была, – отмахнулась Оля, – полная дура, уволилась, а другой пока не нашли. Место вакантно. Кстати, не хочешь попробовать? Зарплата стабильная!
Высказавшись, Ольга ушла, а я в глубоком недоумении отправилась в свою спальню и заползла под одеяло. Никак не могу разобраться, что представляет собой Оля. Она редкостная хамка, намеренно обижающая людей, или просто дурочка, наивно говорящая первое, что приходит на ум?
Около часа я смирно лежала под одеялом, считая овец. Потом услышала приглушенные голоса детей и басок Костина. Следовало встать, но тело неожиданно растеклось по матрасу. Последнее, что уловил мой слух перед тем, как на меня навалился сон, была фраза, сказанная Асей:
– И ничего поделать нельзя!
Огромные
Тук-тук-тук, послышалось с улицы.
Снова вернулся страх.
– Кто там? – пролепетала я, одним глазом косясь на будильник.
Стрелки показывали пять утра, с соседней кровати долетало мерное посапывание – Лизавета спокойно спала.
Тук-тук-тук.
– Эй, отвечайте, зачем стучите в стекло? – зашептала я.
Тук-тук-тук.
Преодолевая ужас, я вгляделась в темноту и с огромным облегчением поняла: во дворе никого нет. Просто перед тем как лечь в кровать, я приоткрыла окно, и теперь рама стучит о подоконник.
Мигом повеселев, я вскочила с кровати, подошла к окошку и хотела закрыть его, но тут мне снова стало не по себе. В сером свете занимающегося рассвета глаз различил странную фигуру то ли ребенка, то ли большой собаки, роющейся у забора.
Не успела я сообразить, что к чему, как неведомое существо выпрямилось и превратилось во Льва Яковлевича.
Академик, одетый в бордовый халат, довольно споро копал яму. Я разинула рот, потом сообразила задернуть занавески, приоткрыла в них крохотную щель и стала наблюдать за ученым из укрытия.
Муж Аси отложил лопату и вытащил из ямы пакет черного цвета, в такие обычно упаковывают мусор. Ученый развязал тесемки, заглянул внутрь, потом руками в перчатках порылся в отбросах, запихнул пакет на прежнее место, присыпал землей и удалился.
Я чуть не скончалась от любопытства. Что там лежит? С какой стати Лев Яковлевич, ленивый до безобразия, отправился с лопатой во двор, да еще ранним утром, когда ему положено видеть очередной сон? Ему слабо даже картошку положить на тарелку, и вдруг эти упражнения на свежем воздухе, вернее, раскопки?
Не в силах более бороться с приступом любопытства, я выскользнула из дома и, ежась от холода, быстренько расковыряла ту же яму. Когда глаза наткнулись на пакет, я пожалела, что не надела, как профессор, перчатки.
Кстати, у меня отчего-то началась аллергия, проявилась она не в кашле или насморке, а в небольшом дерматите, «украсившем» руки. Правая кисть пострадала больше, чем левая. По непонятной причине кожа на пальцах сначала покраснела, а теперь стала слезать. Никогда раньше со мной такого не приключалось. В прошлой, «долампиной», жизни, правда, я патологическим образом реагировала на запахи: аромат чужих духов, дым от сигарет, прошедшая мимо кошка вызывали у меня приступы удушающего кашля, из носа лились сопли. Но кожа с рук никогда не слезала, да и про аллергию я, повстречавшись с Катей, давным-давно забыла, ну с какой стати сейчас мои пальцы стали похожи на лапы больной курицы? Может, дело в воде? Здесь она иная, чем в Москве.