Принцесса на мою голову
Шрифт:
Мысль, что Санлина могла предпочесть мне этого грязного оборванца была такой унизительной, что жгла не хуже раскаленного прута. Да как она могла? Я принц Дантон, первый красавец, сильнейший маг! Любая женщина, встреченная мною после пятнадцати лет, умоляла обратить на нее внимание. И Санлина Лей Син тоже умоляла влюбиться в нее, когда мы встретились в Кано. Из кожи вон лезла!
И что в итоге? Нехотя я все-таки отправился в немагические земли искать невесту после покушения. И первым ударом были горцы.
Они летали верхом на громрысях! Моих громрысях! Тех, что веками были на нашем гербе. А эти летали на них верхом!
А я как бесполезный
И вот мне принесли невесту, которая заявила, что вообще-то не желает за меня замуж и будет рада, если я выберу кого другого. Еще и этот оборванец, который смотрел на нее собственническим взглядом.
Мне стоило немалых усилий сдержаться и не казнить его на месте, но я был осторожен. Позволил предателю Хранителю пойти своей дорогой. Такими магами не разбрасываются.
Я думал все наладится. Санлина заинтриговала меня. В кои-то веки мне стало интересно добиться благосклонности женщины. Впервые она не упала мне под ноги как спелое яблоко.
Но она вела себя как дикарка! Все манеры куда-то резко испарились и я злился. Невеста не замечала ни предупредительности, ни заботы, ни знаков расположения, которыми я ее, вообще-то, заваливал. Я решил, что это игра, что она просто дразнит меня, набивает себе цену.
И вот явились Хранители и что? Она заявила на весь мой двор, что хочет отправиться с ними!
С меня было довольно унижений! Завтра утром отверну этому магу голову и вся блажь мигом испарится из принцессы.
— Ты ведь видел их?
— Кого? — задумался и кажется потерял нить беседы.
— Громрысей. Какие они?
— Они… — Я честно попытался подобрать слова и не смог. Как было описать их? Когда Санлина прилетела, я едва вспомнил о ней. Я смотрел на огромную кошку с бархатными крыльями и был поражен. Какая красота! Какая стать! Вся моя кровь и душа отозвались, словно я увидел божество воочию. А потом я увидел на спине чуда человека. Он держал поводья, на спине кошки было седло и он улетел на ней, как на скотине! А я остался стоять. Беспомощный на немагической земле и раздавленный осознанием, что все, что досталось мне, принцу Дантону, это статуи и гербы, а кто-то действительно летает на громрысях в проклятых немагических землях.
— Почему мы не заберем их? — разозлено спросил я отца. — Они наши!
— Громрысь сама выбирает себе наездника. Так было всегда. Когда твой пра-прадед приходил в Зверинец и много раньше. Они выбирали сами. А потом Дантоны решили, что это слишком нерационально. Что нужно приучить их слушаться любого. Тогда бы у нас была армия на громрысях, а не десять кровных магов, воспитывающих котенка целую жизнь.
— Ты никогда не говорил мне об этом. — растерялся я.
— А сейчас говорю. Потому что сейчас ты делаешь тоже самое, сын. Вильгельм Дантон из-за своей алчности лишил нас громрысей. Он стал набирать отряды из дворянских мальчиков хотел сделать из них наездников. Но громрыси не принимают никого чужого. Нужно провести с ними всю жизнь, чтобы управлять. И вот одна из них разорвала сына министра. Потом другая сына казначея, потом третья двух сыновей герцогов. Но Вильгельм не сдавался. И скоро в стране не осталось дворянской семьи, в которой бы не погиб отпрыск. Наши собственные вассалы потребовали убить людоедов. Мы сами своими руками сделали из них чудовищ. Мы бы потеряли страну и власть, если бы оставили зверей. Никто не стал бы служить короне после такого. Бунты, заговоры,
— То есть… все эти старые легенды о терроре простого люда вранье? — я неверяще смотрел на отца.
— Вранье. Дантоны действительно убили всех громрысей в Ларкии, но убили их в собственном зверинце, своих преданных друзей. Это было необходимо, чтобы сохранить корону и власть. Только один дальний гарнизон не стал подчиняться. Там был какой-то троюродный племянник короля, он забрал четверых взрослых кошек и их наездников, что были там и сбежал в немагические земли. Они бросили свои земли, титулы, привычную жизнь, чтобы сохранить зверей. А мы выбрали власть. Теперь потомки тех животных летают над Валантой, а мы с тобой тут, с красивыми картинками, — и он ткнул пальцем в герб Дантонов на стене. Громрысь на нем стояла на задних лапах. Яростная свободная и без седока. Чудовище. Людоед, побежденный славными Дантонами.
Я оглушенный переваривал эту информацию. Всегда я слышал слухи, что история великого подвига вранье, но еще я слышал, что отец мне не отец и что он сам выбрал дворянина, который зачал меня с матерью, и что он задушил третью жену подушкой, потому что она не могла родить три года, и что каждый час фонтан в саду дворца извергает золото… Простонародье любило грязные слухи о королевской семье и я не верил ни единому. Но я видел их своими глазами — гигантскую крылатую кошку, что принесла мою невесту.
— К чему ты говоришь мне это сейчас?
— К тому, что алчность — это не любовь. — ответил отец. — Это чувство куда безопаснее. И я надеюсь, что ты не любишь каноанку. Хочешь ее возможно, или просто нравится она тебе. Но любить — это совсем другое. И если завтра ты отвернешь магу земли голову просто потому, что хочешь оставить себе девчонку любой ценой, что ж, так тому и быть. Я буду спокоен. Я поддержу тебя и помажу ее королевой Ларкии. Ты будешь тренировать ее, чтобы рассудок ее не помутился, чтобы она была сильным магом, и будешь очень стараться, чтобы она скорее понесла. Пусть родит тебе двух детей не меньше. Они понадобятся нам очень скоро.
— Я помню. Мрачные пророчества Боригара. Громовая гора и потоки лавы на наши земли.
— Пока его пророчества сбываются. Один ты только им мешаешь.
— Я мог бы отпустить ее, но этот Хранитель меня взбесил.
— Не обманывай ни себя, ни меня. Ты не собирался ее отпускать.
— Возможно. — не стал я спорить с отцом. Это было бесполезно, он всегда видел меня насквозь. — И что? Она моя. Что хочу, то и делаю. Не собираюсь терпеть унижения от какого-то Хранителя.
— Вот и Вильгельм думал так же про громрысей: они мои, что хочу, то и делаю. А потом был вынужден задушить их своими руками. Одну за одной. Тех, кого вскармливал с котят. Тех, кто был как дети ему. Потому что не хотел потерять лицо. Власть, корона, трон — это же так важно. Ну задушил пару зверей, подумаешь. На гербе все равно красиво смотрятся, а историю можно и переписать.
— Он ведь умер, да? — припомнил я героические летописи. — Вильгельм умер сразу после, от старости.
— Он отравился. Не смог с этим жить. Возможно, он сожалел о своем выборе, откуда теперь узнать. И это то, что меня тревожит сын. Если ты действительно полюбил эту проклятую каноанку, оставив при себе, ты ее задушишь и это будет твой конец. Если просто игрушка она для тебя — ну что же, оставь себе раз так хочется. Воспитаем детей, будут у нас огненные маги. Потом можно и другую жену взять. Жены имеют свойство приходить в негодность.