Принцесса по приказу
Шрифт:
Делрой Алайстер, сын д’ореза Лагомбардии и единственный ребенок графа Алайстера, в свое время, следуя давней традиции, воспитывался в Риччионе и был закадычным приятелем Козимо. Во всяком случае, они вместе придумывали различные шутки и вместе получали за них наказание. Рой пробыл в Риччионе достаточно долго, пока не поссорился с отцом, после чего уехал в Лаччио. Там он провел несколько лет почти в нищете, пытаясь стать художником.
После смерти отца Рой незамедлительно вернулся в Лагомбардию, но, поскольку законы республики строго настрого запрещали сыну наследовать должность правителя, д’орезом был избран семидесятидвухлетний
Война велась с переменным успехом и напоминала, скорее, партизанские стычки: то одни, то другие вторгались на приграничные территории противника, грабили дома и уводили скот. В результате за несколько лет оба берега реки опустели.
Затем д’орез таинственным образом умер. Принц Риччионе, используя неразбериху, царившую на тот момент в совете Лагомбардии, вторгся на территорию противника, намереваясь испытать новое магическое оружие, но на тот момент граф Делрой Алайстер уже утвердил свои позиции в Лагомбардии, восстановил величие древнего рода и возглавил Совет Десяти – фактически правящий орган республики. Д’орезом был избран Лоренцио Гаудани – один из друзей графа, подчинявшийся ему безоговорочно.
Войска княжества увязли в болотистой местности в дельте реки и в тот момент были атакованы лагомбардийцами, которых возглавлял все тот же Алайстер. Армия Риччионе с позором отступила, вернее, позорно бежала с поля боя.
Отстояв свои территории, Лагомбардия незамедлительно объявила Риччионе континентальную блокаду.
Этого принц вынести уже не мог и слег с ударом. Впрочем, злые языки утверждали, что его отравил собственный сын, Козимо, расчищавший себе путь к власти и совершенно недовольный политикой, проводимой отцом.
В любом случае смерть старого правителя привела к долгим переговорам, в результате которых был достигнут ряд соглашений. В переговорах принимал участие и Лоренцио Гаудани, вернее, он присутствовал на них с важным видом, что пленило принцессу Кариссу. Красивый и видный, он покорил ее девичье сердце. Будучи почти такой же интриганкой, как и ее брат, она мастерски устроила насколько встреч с объектом своих грез, в результате которых д’орез попросил у принца руки его сестры. Козимо был в ярости, но - по здравом размышлении, а также по совету своего кузена, - решил, что этот брак скрепит мир между двумя странами.
Мне было очень интересно, смирился ли Козимо на самом деле, или же это он ведет двойную игру и виноват в исчезновении Кариссы, но, к сожалению, кулон молчал. Как молчал и по поводу Джеммы.
Все еще обдумывая новые знания и сопоставляя их с тем, что я увидела ночью, я встала и подошла к окну. Привычно раздернула шторы. Над красными черепичными крышами замка были горы, над ними слепило глаза яркое солнце. В его лучах сад внизу выглядел просто идиллией: чаша фонтана из голубого ирхама, фигурка в виде рыбы, стоящей на хвосте, изо рта которой выливается вода, ни дать ни взять - золотая… Фигурка была словно живая, и мне казалось, что вот-вот она повернется и спросит, чего же мне надобно.
Мне было страшно, и я хотела домой. Вдали
Но в эту минуту дверь, расписанная цветами и птицами, приоткрылась, и в спальню вошла служанка. Только теперь ее морщинистое лицо и темные с проседью волосы были мне знакомы. Мария, служившая в замке еще матери принцессы. При виде меня, босиком стоящей у окна, она всплеснула руками:
– Мадонна, вы же простудитесь!
– В такую жару? – я слегка изогнула бровь, - Вряд ли.
– Вы всегда были своевольной девочкой, - вздохнула старуха, скорее, обращаясь к самой себе. В голове всплыла подсказка, я улыбнулась:
– А ты всегда причесывала мне кудри, верно?
– Конечно! Когда это старая Мария пренебрегала своими обязанностями? – она, покачиваясь из стороны в сторону, будто утка, направилась к столику, на котором были разложены гребни и зеркала в зеленоватой, мерцающей искрами оправе.
Мария причесывала очень долго, разбирая каждую прядку, аккуратно прочесывая концы и приглаживая волосы. Наконец она закончила и подала мне домашнее платье. Этакий халат из розового шелка, расшитый по подолу огромными алыми маками, кажется, именно его я надевала сегодня ночью.
Затем, положив руки мне на голову, она прошептала надо мной слова древней молитвы и удалилась своей утиной походной. Сразу же после в спальню впорхнули девушки: Бьянка, Джемма, Клаудиа и Аугуста. Согласно традиции, им надлежало одеть меня. В остальное время это делали служанки, но утреннее одевание было слишком древним обычаем, чтобы им можно было пренебречь. Я внимательно следила за ними.
Пересмеиваясь и подшучивая друг над другом (Джемма лишь вздыхала), девушки разложили на кровати платья. Нижнее, из золотистого атласа, и верхнее - яблочно-зеленое, с аппликациями из атласа и каких-то полудрагоценных фиолетовых камней. Джемма поднесла мне очередные замшевые туфли, вышитые золотом и теми же камнями, что и платье, затем открыла флакон духов, сделанный в виде какого-то местного фрукта и богато инкрустированный камнями. Среди них я заметила вкрапления черного хрусталя. Капнув духами на запястья, я с удовольствием вдохнула аромат: свежий и чистый, словно раннее утро. Девушки удивленно переглянулись, но промолчали, после чего Бьянка сообщили слугам, что мы готовы позавтракать.
Еду подали в сад. Сидя среди шаров и пирамид, в которые были превращены деревья, я чувствовала себя попугаем. Вспомнив рассказы о средневековых ядах, я ничего не ела, но делала вид, что все в порядке. Прилежно улыбалась слугам, смеялась вместе со всеми глупым шуткам Бьянки, ободряюще улыбалась бледной Джемме, отшучивалась от подтруниваний Аугусты и в глубине души проклинала графа Алайстера, втянувшего меня во все это. В любом случае вернуться в свой мир я могла лишь из виллы Роя. Хотя… я бросила взгляд на окна замка. Возможно, в Риччионе тоже есть такие шкафы, стоит только их поискать. Но как это сделать, я пока не представляла: принцесса всегда была окружена слугами.