Принцесса специй

Дивакаруни Читра

Кто они для меня?

Мои друзья.

Эти большие ребята всегда стояли на другом конце школьной площадки и все смотрели, а однажды подошли и распихали всех, сказав «убирайтесь к черту». Отряхнули меня и купили мне холодную, как лед, кока-колу в этот день, пышущий жаром, и сказали: «Мы позаботимся о тебе».

И с тех пор у меня нет проблем. Они мне как братья, ближе, чем братья.

Я вижу, как в его глазах светится благодарность. Джагшит целиком предоставлен самому себе, его родители слишком измотаны работой и заботами в незнакомой стране, чтобы слушать Джагшита, который

каждый день возвращается домой из Америки в свой пенджабский дом, где никто бы все равно его не понял. Он всегда сдерживал слезы, пока они не застилали ему глаза звездной кровоточащей пеленой.

Джагшид вспоминает: они меня всюду брали с собой. Покупали мне всякую всячину, одежду, ботинки, еду, часы, игру Nintendo, музыкальные центры с колонками такой мощности, что стены трясутся, даже такие вещи, о которых я и не знал, что они существуют, не то чтобы их хотеть. Они слушали, когда я говорил, и никогда не смеялись. Они научили меня драться. Показали уязвимые места, куда надо бить, чтобы было больнее. Показали мне, как использовать локоть, колено, кулак, ботинок, ключи и, конечно, нож.

А взамен так мало. Отнести пакет туда, оставить коробку здесь. Подержать это у себя в шкафчике денек-другой. Постоять на углу и понаблюдать.

Кому нужны мать, отец, школа? Когда я вырасту, ну хотя бы до четырнадцати, то буду с ними все время. Буду носить такую же куртку, в кармане у меня будет такой же складной нож с лезвием, как язык змеи, я буду ловить блестящие взгляды девчонок, а на других мальчишек нагонять страх.

Во мне мысли кружатся, как дьявольский смерч. Я с трудом дышу.

О, корица, дарующая силу, корица, привлекающая друзей, что же мы наделали?

И однажды они дадут мне его, холодный и блестящий темный и тяжелый, наливающийся силой в моей руке волнующе пульсирующий, как жизнь, как смерть, — мой паспорт в настоящую Америку.

Я сжимаю пальцы, чтобы сдержать дрожь. Гвоздика и кардамон, я развеяла вас по ветру, чтобы призвать сочувствие, и вот оно что получилось.

— Джагшит, — говорю я, с трудом разжимая губы, пытаясь сделать голос располагающим к себе.

Его взгляд рассеян и все еще погружен в мечты, даже когда он оборачивается ко мне.

— Ты такой славный мальчик, так быстро растешь, одна радость старухе глядеть на тебя. У меня для тебя есть укрепляющее средство, чтобы сделать тебя сильнее, умнее — это бесплатно, только подожди здесь минутку, сейчас я его принесу.

Он издал короткий смешок, такой самодовольный в попытке казаться взрослее, что у меня чуть не разорвалось сердце.

— Проклятье, не нужно мне никакое вонючее индийское средство.

Джагшит, не ускользай от меня — вот он уже направляется к двери и сейчас навсегда исчезнет, подхваченный вихрем жизни. Но я успеваю извлечь из его прошлого то, что мне может помочь:

— Джагги, mera raja beta.

По телу его прошел трепет, когда я назвала его именем его детства, в нем, запах волос матери, ведущий в другое, более незатейливое время, ее рука, поглаживающая его по спине, прогоняющая ночные кошмары обратно в теплую ночь Джулундера, и на мгновение он пожелал…

— Ладно, давайте, но быстрее. Я уже опаздываю.

Во внутренней комнате

я наполняю бутылочку эликсиром манхистха, охлаждающим пыл и очищающим кровь. Быстро скрепляю ее заклинанием, проглатывая слова, потому что он уже открывает дверь и кричит кому-то снаружи:

— Сейчас, чувак.

Впихиваю ему подарок в руки, гляжу, как он закидывает его в сумку и небрежно машет на прощанье.

Мотоцикл, рыча, оживает — и уносится прочь.

А я остаюсь одна, на негнущихся ногах возвращаюсь к прилавку, берусь руками за больную голову, чтобы в смятении задаться вопросом — что я сделала не так? Спросить себя снова и снова: в чем причина — в нем, в родителях, в Америке? Или задать себе еще один вопрос — настолько сокрушительный, что я могу вынести его, только если разобью на отдельные слова.

Специи. Неужели. Это вы так. Решили. Меня наказать.

Имбирь

Сегодня утром дедушка Гиты зашел в магазин походкой, из которой ушла прежняя пружинистость. Он ни разу не заговорил о Гите, но всем своим видом вопрошал: ты еще не?.. И — когда ты собираешься?..

Поэтому вечером я подготовила себя, с помощью имбиря, к моей первой вылазке в Америку.

Ведь как я уже говорила, в тот момент, когда я очнулась в этой стране, вокруг меня уже был этот магазин, как твердый надежный панцирь. И специи окружали меня аурой запахов и голосов. Меня защищал и другой покров — старое тело. Оболочка внутри оболочки и еще одна внутри. И под этими тремя оболочками — еще сердце, бьющееся, как птица в клетке.

Сегодня я решила расправить крылья, преодолеть хотя бы внешние преграды и выйти в бесконечное пространство внешнего мира. Хотя должна признать, меня это немного пугает.

Итак, я призываю имбирь.

Специя мудрости, ада, шишковатый корень в коричневатой шкурке, сопутствуй мне в моем предприятии. Я держу тебя, крапчатый и цельный, в своей ладони. Омываю три раза в соке лайма. Нарезаю тебя ломтиками, тоненькими, как завеса между сном и явью.

Адрак, имбирь, приди ко мне.

Я кидаю кусочки в кипящую воду, смотрю, как они то всплывают, то снова тонут, снова всплывают и снова тонут, в медленном вращении. Как жизни в колесе Кармы. Пар наполняет кухню, густым туманом застилает глаза, так что ничего не видно вокруг. Пар и этот дикий запах, как будто сорвали и пожевали побеги бамбука, — им надолго пропитается моя одежда.

Золотой имбирь, тебя использовал целитель Чарак, чтобы снова возжечь огонь, который еле теплился внутри тела, так же ты заставь и мою кровь вновь бежать по этим заглохшим венам. За этими стенами раскинулась Америка, манящая своим разноязыким многоголосьем. Дай мне сил откликнуться на ее зов.

Я долго ожидаю, когда специя запоет, но ничего не происходит.

Ох, Тило, попирающая законы и переступающая их, а чего ты ждала.

Я наливаю жидкость цвета светлейшего меда в чашку. Подношу к губам. Едкий напиток резко опаляет горло. От него я задыхаюсь и кашляю. Когда я заставляю себя проглотить напиток, он с трудом проходит внутрь. Норовит выйти обратно. Огромным усилием я удерживаю его.