Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

Гортнер Кристофер Уильям

– Она тебе завидует, – говорила мне Адриана. – Боится потерять свою красоту и любовь твоего отца. Теперь, после рождения ребенка, она стала матерью, как Ваноцца, а ты, мое дитя, остаешься чиста, как ангел.

Мысль о зависти Джулии рождала во мне темное чувство. Но после моего обручения с Джованни Сфорца папочка дал указание секретарю направлять визитеров в его канцелярию. Так я и оказалась стоящей на табурете, с руками и ногами, исколотыми чересчур усердной швеей, тогда как Джулия ничуть не утратила своей красоты, хотя и долго оправлялась после родов.

В

коридоре раздались шаги. Я повернула голову к двери. Он даже порог не успел переступить, а мы все уже знали, кто пришел. В особенности Джулия: прежде чем папочка открыл дверь, она выхватила ребенка у кормилицы и устроилась с ним на скамье.

Папочка приказал построить приватный проход между Сикстинской капеллой и нашим палаццо, чтобы посещать нас в любое время, но вот уже несколько недель к нам не заглядывал. Теперь он предстал перед нами, будто облако, озаренное солнцем: отделанная мехом горностая накидка, туфли, сутана и даже круглая низкая шапочка-пилеолус из белой парчи – все это придавало красноватый оттенок его смуглой коже, а глаза делало похожими на черные бусины. Швеи поклонились ему. Он улыбнулся им, похлопал Муриллу по голове, облаченной в тюрбан, потом наклонился и поцеловал Джулию. Она сунула ему малютку Лауру – очень не вовремя, потому что девочка в этот миг испустила вопль.

– Она выросла после вашего последнего посещения, – сказала Джулия.

– Похоже. – Папочка помедлил.

Я удивилась, когда он не поцеловал ребенка, а лишь обозначил благословляющий жест. Его безразличие озадачило меня, а ведь он столько говорил о том, как счастлив. Не сожалеет ли он? Не разочарован ли, что она родила орущую девочку? Как бы я на это ни надеялась (поскольку в таком случае я оставалась его единственной farfallina), такой поворот казался мне странным: папочка должен был любить новорожденную. Не в первый раз пожалела я, что с нами нет Адрианы, которая объяснила бы, что происходит. Но она вскоре после рождения ребенка вернулась на Монте-Джордано: заявила, что слишком запустила свое палаццо, но, скорее всего, потому, что устала от Джулии.

– Что? – Папочка протянул ко мне руки. – Не хочешь поздороваться со своим стариком-отцом?

Я спрыгнула с табуретки прямо в его объятия.

– Моя farfallina, – пробормотал он. – Ты посмотри – настоящая невеста. Как время летит! Кажется, только вчера мы играли с котятами.

Он прижимал меня к себе, а я поглядывала мимо него на дверь, где стояли его вездесущие телохранители. На их лицах было странное одинаковое выражение. Любимый провожатый моего отца, красивый, темноглазый Педро Кальдерон, которого папочка любовно называл Перотто, поспешил снять со стула мой пеньюар и набросить мне на плечи.

– Ой, спасибо, Перотто, – сказала я.

Потом, когда отец отстранился, я увидела, что Джулия сверлит меня взглядом. Я поплотнее завернулась в пеньюар, неловко застегнула поясок на талии.

Я только что прикасалась к отцу, когда мою кожу и его сакральную сущность разделяла лишь нижняя сорочка.

У дверей втянул носом воздух кардинал Асканио Сфорца, родственник

моего жениха, – ухоженный человек в красной парче. Его худоба и безразличное выражение были обманчивы: мне представлялось, что он может быть грубым, а мягкий взгляд его карих глаз подмечал гораздо больше, чем он делал вид.

– Чему мы обязаны такой радостью? – Джулия вернула Лауру кормилице и, лучась улыбкой, взяла папочку под руку. – Давно мы вас не видели. Надеюсь, ваше святейшество останется на ужин. Мы поедим на открытом воздухе на террасе. Сад уже закончен, и там прекрасно, правда, Лукреция? – обратилась она ко мне, не сводя глаз с отца. – Вы должны сами увидеть плоды вашей щедрости. И у меня свежий арбуз и окорок, специально привезенный для вас из Испании.

– Вот как? – Папочка облизнулся. – Хороший окорок – это здорово. Но, увы, я пришел поговорить с Лукрецией. Обещал прогуляться с ней сегодня.

Ничего такого он не обещал, и Джулия это знала. Она замерла, словно ей приказали выселяться. Но не успела она произнести хоть слово, как заговорил кардинал Сфорца:

– Для меня будет большой честью прогуляться с донной Лукрецией. В таком случае ваше святейшество сможет насладиться окороком. И обществом прекрасной дамы, – учтиво кивнув Джулии, добавил он.

– Прекрасно! – Джулия крепче ухватилась за руку папочки. – Лукреция понимает. Правда, дорогая?

И опять она не смотрела на меня.

– Да, вы должны остаться, ваше святейшество, – услышала я собственный голос. – У вас нет времени для…

– Значит, решено. – Властным движением руки Джулия отправила прочь из комнаты всех, кроме Перотто и меня.

Папочка с удивленным видом подставил мне щеку для поцелуя.

– Мы поговорим позднее, – прошептал он, и мы с Перотто последовали за остальными в коридор.

– Спасибо за предложение, ваше высокопреосвященство, – сказала я кардиналу Сфорца. – Но я полагаю, у вас есть более важные дела.

– Нет-нет, я настаиваю. Пожалуйста, наденьте что-нибудь подходящее для короткой поездки по городу. Перотто, пожалуйста, проводи донну Лукрецию, чтобы через, скажем, полчаса мы встретились во дворе. – Улыбка не коснулась его глаз. – Его святейшество приготовил для вас особый сюрприз.

Взволнованная, я побежала к себе наверх переодеться. Мне следовало взять с собой Пантализею: Адриана настаивала на том, чтобы я без нее не покидала палаццо. Быстро надев платье легкого шелка и плащ с капюшоном, я в сопровождении Перотто поспешила в cortile.

Из расположенного неподалеку Апостольского дворца, в котором папочка начал перестройку, доносился стук молотков и крики рабочих. Кардинал Сфорца ждал в седле рядом с закрытыми упряжными носилками и вооруженным эскортом. Пантализея покосилась на Перотто, который помог нам сесть в носилки. Он отвел глаза, покраснев до корней своих взъерошенных черных волос.

– Ты ему нравишься, – поддразнила я ее, когда мы расселись на подушках и носилки двинулись вперед. – И я думаю, он тебе тоже нравится. Уже не в первый раз вижу, как вы переглядываетесь.