Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа
Шрифт:
Однако к концу танца я едва дышала, мой корсаж снова железной хваткой впивался мне в ребра. Мы повернулись к возвышению, все еще держась за руки. Отец смотрел на нас со слезами на глазах. Джулия ухмылялась, а Хуан, к моему удивлению, одобрительно улюлюкал. Он первый захлопал в ладоши, после чего все собравшиеся разразились бурей аплодисментов. Некоторые для вящего эффекта даже кричали: «Bravissimo!»
Потом Чезаре вынул свою потную руку из моей. Такое резкое разъединение наших пальцев заставило меня повернуться к нему. И тогда он тихо сказал:
– Теперь ты видишь, Лючия, какой огромной властью обладаешь?
Он сделал шаг назад и поклонился. Потом подошел к столу Хуана, и тот подал ему кубок.
– Тост
Взлетели руки с кубками, вино плескалось через край. Будто пьяная, я вернулась к своему столу. Сжимая свой кубок, Джованни потрясенно смотрел на меня.
Папочка движением руки дал понять, что теперь и гости могут потанцевать. Первым откликнулся Хуан: потащил за собой свою безвкусно одетую женщину, и они принялись выплясывать с упоением, хотя и без всякого изящества. Они крутились, пока она не начала истерически хохотать, а фальшивые жемчужины не посыпались с ее наряда на пол.
34
Желаю счастья (ит.).
И только тогда Джованни наклонился к моему уху и сказал:
– Ты хорошо танцуешь, жена.
Пробило полночь: час, которого я боялась, наступил. Традиционные для свадеб скабрезные шутки или пожелания хорошей охоты на брачной постели папочка запретил и во главе избранной группы кардиналов сам торжественно сопроводил меня и Джованни в палаццо Санта-Мария ин Портико.
Сердце колотилось у меня в груди; входя в спальню, я была готова упасть в обморок. Мой брачный покой устроили на втором этаже пустующего крыла: здесь стояла громадная кровать с пологом из красного шелка, а чехол подушечного валика имел рисунок в форме лепестков. В волнении я повернулась к babbo. Он ответил мне бесстрастным взглядом, а Джулия увела меня за разрисованную ширму, где вместе с моими дамами принялась снимать с меня свадебные одеяния. На развязывание шнурков, освобождение от корсажа, верхних и нижних юбок ушло, казалось, больше часа. Все молчали. Когда на меня через голову надели ночную сорочку, расшитую цветами, я с трудом сдерживала слезы.
Джованни уже ждал меня под простынями. Шнуровка его рубашки на шее была распущена. Я не могла отвести глаз от его странного, похожего на луковицу кадыка. Джулия направила меня к скамеечке, с которой я должна была забраться на огромную кровать.
Слуга подал папочке кубок вина. Тот сделал шаг вперед, а кардиналы выстроились за ним, словно красные луны. Он поднес кубок ко рту мне, потом Джованни, показав, что мы должны выпить. Слуги в это время держали салфетки под нашими подбородками.
У красного вина был горький вкус. Капелька упала с моей губы, оставила кровавое пятнышко на салфетке.
Папочка осенил нас крестом.
– Ни один человек не в силах разъединить то, что соединил Бог, – произнес он напевным голосом, потом отошел и щелкнул пальцами.
Вперед выступила Джулия:
– Лукреция! Идем со мной.
Я медлила, но не потому, что хотела остаться. В чем дело? Джованни лежал, устремив взгляд перед собой, будто меня тут и нет. Я выбралась из кровати; от прикосновения к холодному полу меня пробрала дрожь. Джулия набросила мне на плечи шаль, опустилась на колени, чтобы надеть мне на ноги домашние туфли. Я была так поражена слаженностью происходящего, что даже не успела пожелать доброй ночи моему мужу, – и Джулия увела меня. Выходя, я бросила взгляд через плечо: Джованни оставался в постели, папочка стоял спиной ко мне, но я видела напряженность в его позе. Его плечи возвышались, как зубцы бойниц.
Джулия
– Я сделала что-то не так? – отважилась наконец спросить я, когда мы поднимались по лестнице.
– Нет. – Джулия остановилась у дверей спальни. – Вернее, ты все делала как надо в том, что касается твоего мужа. Но этот танец с Чезаре… – ее снисходительный смешок как ногтями резанул мои уши, – он был очарователен, но вряд ли уместен. С этого момента ты должна проявлять осторожность. Пусть и формально, но ты теперь замужняя женщина.
– Но он же мой брат! – Я была настолько ошеломлена этим неожиданным поворотом, что ее наглость даже не разозлила меня. А ведь я могла ответить, что уж не той читать мне нравоучения, кому целый вечер засовывали мясо за корсаж. – Он пригласил меня на танец, что в этом дурного? Джованни не хотел танцевать, поэтому… – Я остановилась на полуслове. Она смотрела на меня с необыкновенно странным выражением. – Что случилось? Что я такого сделала?
Может, мой танец с Чезаре не понравился папочке, который теперь в наказание убрал меня с брачного ложа? Но я не видела в этом никакого смысла. Он должен был понимать, что танец поможет мне расслабиться. Может быть, Джованни пожаловался на меня? Я попыталась вспомнить, не подходил ли он к папочке во время пиршества. Нет, он неизменно был со мной, я сама однажды отошла от него – пока танцевала. Он даже потом похвалил мой танец.
– Его святейшество ждет от тебя повиновения, – резко сказала Джулия. – Эта… – Она помедлила. Несмотря на теплую ночь, я плотнее закуталась в шаль. – Эта страсть… – она взглянула мне в глаза, – эта страсть, которая связывает тебя и Чезаре, не должна влиять на твои отношения с мужем. Для нас важно не нанести оскорбления Милану.
– Не нанести оскорбления?! – Во мне начал закипать гнев. – Тогда я должна быть сейчас со своим мужем. Разве не так полагается после свадьбы?
Да оставалась ли она сама в спальне с Орсино в брачную ночь? Или прямо отправилась в постель к папочке?
Она холодно улыбнулась:
– Что ты понимаешь в таких делах? Тебе всего тринадцать. Вы станете настоящими супругами, только когда ты будешь готова. Об этом сказано в твоем брачном договоре. Ты понимаешь?
– Но если я слишком молода, чтобы быть женой, то зачем вообще выдавать меня замуж?
Я знала, что у нас долг перед кардиналом Сфорца, о котором говорил Хуан, но не могла не задумываться: а так ли уж это необходимо? Дорогое пиршество, свадебное платье, музыка – мне казалось, что затраты слишком уж велики.
– Ты явно ничего не понимаешь, – раздраженно вздохнула Джулия. – У тебя еще не начинались месячные. А поэтому ты не женщина. Твой брак должен оставаться только формальным, пока не разрешит его святейшество.
Такого унижения я еще не испытывала. Да, месячные у меня не начинались, но она сказала об этом так злобно, точно хотела еще раз напомнить о своем превосходстве. Ей как будто было приятно вытащить меня из брачной постели и подчеркнуть: именно я не готова к браку, вся ответственность на мне. Я ненавидела ее за это, хотя и понимала, что брак – это взаимовыгодная сделка между семьями. Если же в браке рождается любовь, это нужно воспринимать как дар. И в самом деле, ведь папочка когда-то любил мою мать, как теперь Джулию, но Ваноцца несколько раз была замужем за другими мужчинами, и папочка не возражал. Он, конечно, сам не мог жениться, потому что принял обет. И все же я никогда не считала брак следствием страсти – скорее уж это была обязанность, которую женщины должны выполнять. Да и пример Джулии показывал, как мало значит звание супруги.