Принцесса Володимирская
Шрифт:
Алина чуть не лишилась сознания.
Что же это за существование? Как будто ангел-хранитель вместе с сатаною борются за нее. Чья возьмет? Что за странное роковое стечение обстоятельств!
Какой игрушкой судьбы была она и осталась!
За трое суток она узнает, что ее положение, ее права рождения таковы, что папский престол, Польша и Франция примут в ней участие, будут ей помогать и деньгами, и дипломатией для достижения чего-то невероятного… чего, конечно, отгадать нельзя, но что скажет ей на днях, быть может, завтра, Игнатий. А тут является простой купец, заводчик, торговец бутылками и
Алина настолько была уже потрясена встречей с Игнатием, что теперешнее письмо Осинского окончательно сломило ее энергию и даже здоровье.
Красавица заболела серьезно и слегла в постель. Уже на третий день болезни, с бредом по ночам и лихорадкой, она получила записку от иезуита. Он спрашивал, когда может видеть ее, чтобы доказать все то, о чем он намекал. Он спрашивал, удивляясь, поняла ли она все громадное значение того, что она узнает; он удивлялся, что она, со своей стороны, медлит узнать то, что может быть политическим событием Европы.
А Алина должна была отложить это свидание еще на несколько дней, чтобы оправиться.
После целой недели дум Алина додумалась до того, что надо решиться рассказать все Игнатию искренне и просить его совета и помощи; кроме того, надо добыть из Лондона во что бы то ни стало энергичного и ни перед чем не смущающегося барона Шенка. Эти два лица вместе – громадная сила, и саксонец Шель против них, конечно, букашка, которая будет уничтожена и раздавлена без малейших усилий.
Признаться же Игнатию, что она имела непостижимую глупость и ребяческую неосторожность выйти замуж за какого-то торговца, вряд ли изменит ее положение и его взгляд на нее.
Это было безрассудство и глупость, но не преступление, и сознаться в том, что она замужем, не только возможно, но даже необходимо.
Через несколько дней Алина была уже на ногах, снова бодрая, энергичная, готовая на все, готовая встретить храбро признание Игнатия и готовая на борьбу, чтобы уничтожить того человека, который является теперь помехой во всем. Человека, привезшего с собой в Париж ее позор и срам.
Несмотря на твердое решение, которое было в Алине, иногда, минутами, на нее нападал страх; она предчувствовала развязку драмы всей своей жизни. Все, что путалось и запутывалось в течение ее жизни, сначала независимо от нее, потом по ее воле, теперь ожидало решения. И если обстоятельства ее жизни спутались наподобие гордиева узла, то и распутать придется так же, то есть разрезать смело направленным ударом меча. И Алина не боялась, не сомневалась, что она уничтожит мужа, хотя бы шпагой Шенка или наемным убийцей.
Она боялась только встречи с ним и его ножа; она боялась, что прежде, нежели созреет в голове ее план действий, прежде, чем Игнатий или Шенк явятся к ней на помощь, ненавистный и глупый саксонец найдет ее, узнает и просто зарежет из ревности и мести.
Алина решилась никуда не выезжать из дома иначе как вечером и в карете. В тех гостиных, где бывала она, конечно, негоциант-саксонец принят не будет. Но если ему придет на ум, что известная на весь Париж, почти знаменитость, хотя и в исключительном
Одно спасение было для нее и искусный исход из запутанного положения – немедленно уехать из Парижа. И конечно, Алина решилась бы на это, но здесь был Игнатий с его тайной – и красавица решилась остаться.
Она понимала и угадывала, что приходит самый критический момент всей ее жизни. Или она будет вознесена фортуной превыше всех и всего – и победит новый союзник, Игнатий, или же она погибнет насильственной смертью – и победит Генрих Шель.
И на этот раз так же, как и всегда, судьба настолько играла ею, будто потешалась ее существованием, что самый ненавистный ей человек в мире вдруг стал теперь ее союзником и заступником, и она всей душой желала его победы.
XX
Наконец Алина решилась на свидание с Игнатием, чтобы выслушать его объяснения и узнать тайну громадной политической важности. Епископ Родосский in partibus infidelium явился вечером к Алине и просидел далеко за полночь.
Встретила его Алина холодно и подозрительно. Все еще живо было в ее памяти страшное преступление в замке Краковского. Все еще человек этот, хотя и в епископской одежде, напоминал ей ненавистного капеллана. Но с первых слов отца Игнатия Алина забыла прошлое и вся жила настоящим, тем, что услыхала от хитрого иезуита. Проводила она его уже как друга. Вечер этот благодаря тому, что Алина узнала, был в ее жизни поворотным пунктом, роковым моментом ее существования, после которого невидимая сила повлекла ее по скользкому пути, приведшему к гибели.
– Слушайте меня внимательно, – начал Игнатий. – Если вы чего не в состоянии будете понять – спросите. Я все разъясню вам. Верить мне я вас не прошу. Если вы мне сегодня не ответите, то вскоре у вас будет доказательство, что я не являюсь обманщиком. Когда-то я был слепым орудием старой графини… Но это еще пустяки в сравнении с другой моей ошибкой. Я был слепым орудием в руках тех людей, против которых действую теперь и по совести, и из мести. Ради наущений этих людей я участвовал в погибели графа. Да, я сознаюсь…
– Наконец-то! – воскликнула Алина. – Неужели вы думаете, что я не знала!..
– Погодите! Но сознание мое не должно вас волновать. Погибший – чужой человек для вас… Извольте слушать… Тому назад около тридцати лет, в далекой стране, на севере Европы, в империи московитов царствовала императрица Анна, и всем государством управлял ее фаворит, гениальный человек, поднявший Россию на ту степень политического значения в Европе, на которой она находится и теперь. Слыхали вы об императоре Петре, именуемом Великим?
– Вы забываете, какое воспитание я получила!
– Что вы хотите сказать?
– Вы забыли, что отец мой, то есть граф Велькомирский, приставил ко мне всевозможных профессоров с детства.
– Правда. Вы когда-то знали наизусть историю даже, кажется, Персии и Китая.
– Да. Следовательно, Петр Великий Российский мне имя знакомое… А фаворит Анны – герцог Бирон!
– Верно!
– Итак, в правлении Анны наследницей престола была дочь Петра Великого – Елизавета, которая и наследовала Анне.