Принцип домино
Шрифт:
Все верно, подумал Олег Иванович, ожесточая себя, пока Реваз записывал. Это судьба, которую Генка и Лиля сами выбрали. Они, видишь ли, все это время втайне любили друг друга, а я им только мешал? Снюхались, в конце концов, на старости лет, и эта дура решила, что меня можно этим уесть… Любовь приходит и уходит, а секс остается. И это правильно. Он снова вспомнил стоны и хрипы безголосой певички Стефании в кабинке мужского туалета.
— Что молчишь, Олежка? — спросил после некоторого молчания Реваз. — Переживаешь, да?
— Нет-нет, — замотал головой Олег Иванович, как будто Реваз мог это увидеть за сотни километров отсюда. — Все остается в силе. Сами напросились, в конце концов.
— Ладно, как скажешь, дорогой… — помедлил Реваз, как если бы сам все еще колебался. — И напомни, как твой Генка выглядит. И как она, если еще ее помнишь.
— Помню только, как выглядела, когда мы вместе учились… — вздохнул Олег Иванович. — Самая красивая на нашем курсе была. Шатенка, но волосы наверняка перекрасила. Лицо тонкое, высокая, стройная… Смотрит всегда прямо в глаза.
— Ладно. Хватит себе душу травить. Что я, не понимаю? Сам был влюблен в одноклассницу. Да, напомни еще раз, дорогой, как там звали вашего общего сокурсника из Зугдиди? Отари Мазиашвили, я не ошибаюсь?
— Да, — нехотя подтвердил Олег Иванович.
— Ну хорошо, дорогой… Ты, главное, не горюй! Все образуется, как русские говорят. Мучиться они не будут, обещаю. Я лучший «чистильщик» в СНГ, если хочешь знать… Потом перезвоню. Отдыхай.
Записав название улицы и номер дома, Реваз, не теряя времени, сбрил в ванной усы, тут же наклеил на их место другие — точно такие же, один к одному, после чего внимательно себя оглядел. Затем собрал сумку, вышел в коридор гостиницы, приблизился к посту дежурной.
— Где тут, дорогая, у вас можно расслабиться и оттянуться одинокому мужчине, тоскующему по женскому теплу и ласке? — подмигнул он матроне лет сорока с пышным бюстом.
— Ой, ой, скажете тоже… — покачала она головой. — Чтоб такой цветущий мужчина чувствовал себя одиноким в нашем городе, где столько симпатичных одиноких женщин? Никогда не поверю.
— Если б кто познакомил… — вздохнул Реваз. — Сам-то я подойти боюсь. Один раз подошел, спрашиваю: девочка, вы почему здесь одна скучаете? Давайте вместе поскучаем! А она мужа ждала. И только я разговорился, как он тоже подошел. А я и не заметил!
Она рассмеялась, сощурилась, погрозила пальцем.
— Вон вы какой… — покачала она головой
— Да и времени нет, все дела, дела… — закончил он печальное повествование о несчастливой любви.
— Кстати, вы когда от нас съезжаете? — спросила дежурная. — Завтра?
— А что, надоел уже?
— Да нет, живите сколько хотите. Я это к тому, что горничная отпросилась завтра с обеда, она должна вашу постель перестелить, если вы, конечно, отдыхать не будете, — подмигнула она. — А то найдете сегодня какую-нибудь
— Ай, слушай, как можно так говорить? Ты что хочешь? Чтоб я привел женщину в чужой дом? Пусть она меня к себе приведет, пока мужа нет! Правильно я говорю?
7
Через час Реваз заказал кружку пива в пельменной на Лиговке, потом в замызганном туалете отклеил усы, надел очки, переделал прическу с косого пробора на прямой. Затем летнюю куртку сменил на пиджак, надел галстук и вышел, сопровождаемый сонными взглядами двух ньяных бомжей, сливавших остатки пива из разных кружек.
В микрорайоне Купчино он появился еще через час, когда стало темнеть. К тому времени он уже купил в фирменном магазине грузинских вин и коньяков пару бутылок настоящего «Цинандали» и абхазского «Чха-вери», а также пышный букет роз. Пятиэтажку на Бухарестской он нашел сразу. Улыбаясь, он прошел мимо старушек на лавочке, сразу замолчавших при его появлении и никак не ответивших на его вежливое «здрасьте, уважаемые дамы» и приподнявшихся, чтобы посмотреть ему вслед, когда он вошел со своим букетом в подъезд.
Он позвонил в дверь квартиры № 47, посмотрел на часы. Потом позвонил еще раз.
Дверь открыли не сразу. Сначала потемнел глазок, через который просвечивал желтый электрический свет, и только потом послышался женский голос:
— Вам кого?
— Извините, пожалуйста, Лилечка Зайцева не здесь проживает?
— А кто вы?
Реваз услышал краем уха, как приоткрылась дверь квартиры слева. Там явно прислушивались.
— Я Гоги, друг вашего однокурсника Отари Мазиашвили из Зугдиди, прилетел сегодня, привез вам от него подарок!
— Ой, вы от Отарика? — Дверь широко распахнулась, и Реваз увидел молодую еще женщину, со следами былой красоты и бурных переживаний на изможденном лице, придававшими известную привлекательность. — Вот спасибо! Проходите… Ничего, ничего, у нас здесь натоптано, полы все равно мыть… И как там наш Отарик поживает?
Реваз пожевал губами, стараясь припомнить все, что говорил ему накануне по телефону Олег Иванович об университетском товарище Мазиашвили.
Ну как поживает?.. — вздохнул Реваз. — Как мы все сейчас поживаем. Трудно, для детей особенно трудно…
— И сколько их у него? — поинтересовалась Лиля.
— Когда я улетал из Тбилиси, было двое, — сказал Реваз.
Она рассмеялась, не отрывая лица от роз.
— Ах, какая прелесть… Давно мне никто не дарил.
— Отари мне сказал: Гоги, обязательно купи Лилечке розы! Она их очень любит.
— Не держи человека в передней, — вышел из комнаты мужчина, примерно того же возраста, что и Олег Иванович. — Вы устали с дороги, проходите, присядьте…