Принцип домино
Шрифт:
— Это когда я угадал, что и как он тебе сказал?
— Конечно. Ты подражаешь ему просто замечательно. Но что он сказал мне конкретно и где именно происходил наш с ним разговор, ты мог узнать, только подслушав его. Именно в моем кабинете состоялся тот разговор, именно в нем была подслушка, или «жучок», или как это у вас называется… И Лева сидел в том же кресле, где сейчас сидишь ты. Вот поэтому я попросил у него, а не у тебя прислать ко мне специалиста. И он прислал. Этот молодой человек, кстати весьма обаятельный и культурный, а мы с ним потом много поговорили об истории моего театра,
Снова последовала томительная пауза, во время которой Вадим и Разумневич многозначительно переглянулись.
— Представляю, как Эдик смахивал по босяцкой привычке пот рукавом, — негромко сказал Лев Семенович, как если бы беседующие в магнитофоне могли его услышать. — Хотя его последняя жена, по моим сведениям, постоянно кладет ему в карман носовой платок. Интересно, как он выкрутится сейчас?
— Я вот что хочу тебе сказать, Эдик… — снова послышался голос маэстро. — Мне надоело ожидать, когда вы с Левой сотрете меня в муку, как два жернова, между которыми я, по несчастью, оказался. Я только недавно говорил об этом с Никитой Малхазовым. Ему это тоже надоело. Что вы вообще творите? У вас с Левой разные интересы, это я могу еще понять. Но разве мало было и такого, что вас вместе связывало? Долгая дружба, общая опасность… Вы больше теряете от своей публичной вражды! Найдите наконец новые точки соприкосновения…
— Ну хватит! — раздраженно сказал Разумневич и отключил магнитофон. — Петя нас собрался мирить… Смех, да и только! Оставь мне запись, послушаю на досуге.
Вадим пожал плечами, извлек миниатюрную кассету и положил на стол хозяину. Тот внимательно наблюдал за ним.
— У тебя все? — негромко спросил Разумневич, когда Вадим направился к двери. — Ты ничего не забыл? Больше ничего мне сказать не хочешь?
Вадим остановился в дверях:
— Да нет… Почему вы решили, что я что-то забыл?
— Нет, дорогой, я ничего еще не решил… Спасибо, Вадик, на сегодня ты свободен.
12
— Сегодня я начну, пожалуй, с клиники, где лежал внук Макарова, — сказал Валерий, когда Гера закончил осмотр кабинета Померанцева с помощью все того же сканера. — Хочу наконец разобраться, как и почему его внук туда попал. Хорошо бы найти бригаду «скорой», которая его туда привезла. Это я тоже возьму на себя.
— Может, вызвать их повесткой? — спросил Гера.
— Думаю, не стоит привлекать внимания… — ответил Померанцев. — Чтобы наши оппоненты, сумевшие пронюхать про постановление, не узнали, где мы сейчас роем. Понимаешь, если наша версия верна, врачей «скорой» точно так же должны ликвидировать, как и Антонову.
— А если верны факты, противоречащие нашей любимой версии, то тем хуже для фактов, так?
— Я специально проверял сводки. — Померанцев не обратил внимания на его колкость. — До самого последнего дня покушений на врачей «скорой» не было. Но больше ждать не стоит. Так что еду туда сейчас же.
— И
Померанцев начал с приемного покоя детской больницы, откуда уже выписали внука Макарова. Улыбчивые, юные медсестры быстро нашли по компьютеру время поступления и бригаду «скорой», которая привезла ребенка.
Со «скорой» ему тоже повезло. Наталья Самохина, молодая врач-практикантка, как раз в это время была на дежурстве и только что приехала с вызова. Померанцев представился и показал ей свое удостоверение. Потом показал его начальнику смены, молодому, серьезному, щуплому и в очках, и попросил отдельную комнату, без посторонних, где можно было бы поговорить с Самохиной.
— А что случилось? — спросила она, едва они остались вдвоем.
Валерий внимательно посмотрел на нее, прежде чем ответить. В больших глазах тревога, но смотрит ясно и прямо. Похоже, никакой вины за собой не чувствует.
— Мы проводим одно расследование, — сказал Померанцев. — Я не стал пока вызывать вас к себе, чтобы не привлекать внимания. Вы садитесь, это я в гостях, а вы у себя… И так нам проще будет разговаривать. Помните мальчика пяти лет, которого вы почему-то отвезли в платную клинику, хотя с его диагнозом вполне могли отвезти его в обычную детскую больницу?
— Ах это… — протянула она. — Но с ним же все в порядке, я потом узнавала.
Он еще внимательнее посмотрел на нее. «Узнавала…» Значит, совесть в наличии. И вообще она ему нравилась.
— Но вы же нарушили инструкцию, — сказал он. — Почему?
Только теперь она опустила свои большие и ясные глаза и стала перебирать пальцами края клеенки.
— Меня заставили… — тихо сказала она.
Вот оно что, подумал Померанцев, ощутив, как по спине пробежали мурашки. Все становилось на свои места.
— Заставили? — деланно удивился он. — Кто, родители?
— Нет, — покачала она головой. — Один человек. Он подошел в тот момент, когда я собиралась на выезд в детсад к этому мальчику. И стал говорить, будто он рекламирует эту платную клинику, а она действительно у нас самая лучшая, с английским оборудованием… Я сначала удивилась, откуда он знает, куда и на какой вызов мы едем. Да и вид у него… Знаете, уголовник какой-то. А потом, когда я сказала, что не могу, не имею права, он мне ответил, что тогда очень нехорошее случится с моей дочкой, которая в это время находилась у мамы в Химках… Я живу одна, и для меня Ниночка и моя мама — это все, что у меня есть. И еще он сунул мне конверт. Я потом, когда он ушел, открыла и увидела там двести долларов. Для меня это огромная сумма.
— Вы можете его описать?
— Смутно… знаете, невысокий, коротко стриженный, узкоглазый, скуластый. Я как увидела, подумала, что вылитый Чингисхан.
— Больше вы его н? видели?
— Нет… Да я уже почти и забыла эту историю.
— Вы эти деньги потратили?
— Нет, что вы! Эти двести долларов до сих пор у мамы дома лежат. Я приказала их не касаться. Хотела их сдать в милицию, но побоялась. Еще привлекут к ответственности как взяточницу…
Она осторожно взглянула на Померанцева: не смеется ли?