Принцип каратэ (сборник)
Шрифт:
Мое молчание ее озадачило, и она на минуту умолкла, чем я воспользовался.
— Простите, как вас зовут?
Она взглянула с таким недоумением, будто бы я заговорил по-японски.
— Калерия Эдуардовна, ну и что?
— Где вы работаете?
Калерия Эдуардовна саркастически улыбнулась.
— В гастрономе, заведующая секцией. Еще вопросы будут?
Следующий вопрос напрашивался сам собой, но я сдержался — начнет жаловаться во все инстанции, придется отписываться, будут дергать, отрывать от дела, да
Не время. Но ответить ей все равно придется, надо будет позвонить Грибову.
— У меня есть вопросы к вашей дочери. И связаны они с Федором Петренко.
Это имя сыграло роль искры, попавшей в бочку с порохом.
— У нее нет ничего общего с этим проходимцем! Если он попался на контрабанде и говорит, что делал это для нее, — ложь! Какой мерзавец! А еще в родственники набивался! Сволочь и больше никто!
Маска интеллигентности слетела с нее, как шелуха с арахиса, в изобилии продававшегося в гастрономе.
— Ведите себя прилично, Калерия Эдуардовна! Не забывайтесь, вы не у себя на работе!
Резкий тон подействовал, она сбавила тон, но останавливаться не собиралась.
— Помолчите и послушайте меня! — Если не поставить ее на место, можно потерять несколько часов и работоспособность на остаток дня. — Во-первых, Петренко нет в живых и поливать его грязью, основываясь на собственных домыслах, по меньшей мере непорядочно. Вы знаете, что такое порядочность?
Крольченко обмякла на стуле.
— Во-вторых, по закону следователь имеет право вызвать и допросить в качестве свидетеля любое лицо. Любое! Для вашей дочери исключений не предусмотрено. Вы знаете, что такое требования закона?
Вопрос был риторический, но она кивнула головой.
— И в-третьих, уклонение от дачи свидетельских показаний является преступлением.
Это вам известно?
Она снова кивнула, не выходя из оцепенения.
— Прекрасно. Тогда быстренько идите домой и пришлите ко мне Зою. Она и так задержалась. Вам все ясно?
Калерия Эдуардовна еще раз кивнула и встала.
— Было приятно с вами побеседовать. Если надумаете, заходите еще. Всего доброго.
— До свидания, — ошеломленно пискнула она и пулей вылетела из кабинета.
Зоя совсем не походила на свою мамашу. Изящная, красивая, со вкусом одетая.
Известие, принесенное Калерией Эдуардовной, произвело на нее угнетающее впечатление.
— Он покончил с собой? — В широко открытых глазах поблескивала влага.
— Из-за меня? Он оставил записку?
— Почему вы говорите о самоубийстве?
— Мы расстались… Собственно, я порвала с ним… Он очень переживал, писал, давал радиограммы… Из последнего плавания привез целый чемодан вещей… Я, конечно, не взяла, хотя мама советовала — отдай деньги и ничем не обязана, а в магазине такого не купишь… Но ни к чему,
Она нервно комкала кружевной платочек.
— Потом вроде успокоился, во время последней встречи сказал: «Есть два лекарства от любви — пуля в висок или другая любовь. Стреляться мне рановато, а лечиться надо. Попытаюсь влюбиться». Старался говорить бодро, а получилось как-то грустно, натянуто. И слова чужие. Мне его даже жалко стало.
А сейчас мать пришла и говорит: «Впутал тебя Федька в историю! В прокуратуру вызывают! Видно, руки на себя наложил и записку оставил, что из-за тебя…»
— Если вы волнуетесь только из-за этого, то напрасно. Ни в какую историю вы не впутались.
— Ну зачем вы так… — Она действительно обиделась. — Как бы ни было, а Федора нет в живых. Ужас! Какой ужас! — Зоя сжала пальцами переносицу.
— Что с ним случилось?
— Петренко убит. Сейчас ведется расследование, и вы должны нам помочь.
— Убит… Как же так… Кто мог его убить? — Она недоумевающе смотрела на меня.
— Я готова вам помочь, но я же совершенно ничего об этом не знаю…
— Расскажите о Федоре. Что он был за человек, с кем дружил, почему вы расстались.
— Расстались? Не знаю… Мама его не любила: он ей как-то нагрубил.
Я вспомнил Калерию Эдуардовну — немудрено!
— …И вообще мама считала, что он мне не подходит: без образования, человек не нашего круга.
Я представил «круг» Калерии Эдуардовны. Тут она была права.
— К тому же, говорила, он девять месяцев в году в море, так и будешь вдовой при живом муже.
— Значит, она вас убедила?
— Ну почему?.. Я и сама разбираюсь в жизни.
— А как вы, вы лично относились к Федору?
— В общем-то, он парень неплохой… Но потом присмотрелась и поняла: мама права.
— Вот как?
— Ну представьте, каково одной сидеть по полгода? И потом, пока он плавает, вещи всякие привозит, материальный достаток есть. А если что — травму получит, спишут на берег или визу закроют… Не сможет ходить за кордон — и все. Без специальности много не заработает.
От этих слов повеяло железным рационализмом Крольченко-старшей.
— Понятно… А кого из знакомых Федора вы знали?
— Только Валерия Золотова.
Мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
— Кто такой?
— Он где-то в горисполкоме работает. Федор как-то зашел к нам с ним, а, оказалось, мама его хорошо знает — он ее постоянный покупатель. Так она мне все уши прожужжала — вот это тебе пара, человек солидный, обстоятельный, со связями, и деньги имеет.
Что ж, Золотов действительно по всем статьям вписывался в «круг» заведующей секцией гастронома Калерии Эдуардовны Крольченко.