Принцип относительности

Проскурин Вадим Геннадьевич

Открываю глаза, потягиваюсь, встаю с кресла. Легкая сегодня выдалась смерть.

В поле зрения вплывает Киса. Спрашиваю:

— Что это было?

— ИСУ-152, — отвечает Киса. — Прямое попадание бронебойным в корму. Твой наводчик промахнулся, русский успел сделать второй выстрел, вас разорвало.

— Покажи этот эпизод снаружи, — говорю я. — Или пока нельзя?

— Нет, — качает головой Киса, разрушая мою несмелую надежду. — Бой закончен. Гостей не было, все, кроме тебя — боты.

Я вижу, как огромный угловатый монстр, украшенный

красными звездами, прет напролом через лес, ломая мелкие деревца. Как перед ним рвутся гаубичные снаряды, как один снаряд ложится с перелетом и осколки сметают с брони всякое мелкое барахло.

— Это было рискованно, — говорю я. — Мог застрять, могли собственным огнем повредить. К тому же, боевому уставу противоречит. И, вообще, зачем русские погнали на штурм замка тяжелые самоходы? Здесь бронетехника вообще не нужна была, одной пехотой управились бы с теми же потерями.

— Понятия не имею, — отвечает Киса. — Так в сценарии было.

Тем временем монстр резко останавливается, как вкопанный — очевидно, заметил противника. Повинуясь невысказанной команде, камера показывает нашу «Пантеру». Я вижу, как распахивается командирский люк, как из люка высовывается моя голова и как она обводит очумелым взглядом опушку, только что вспаханную русскими гаубицами. И как сдают нервы у наводчика русской самоходки, и он нажимает спуск.

— Мы должны были его убить, — говорю я.

Киса кивает и уточняет:

— С вероятностью восемьдесят шесть процентов. Это после того, как он промахнулся первым выстрелом.

— Покажи бой целиком, — приказываю я.

Киса показывает. Мда, все вполне предсказуемо, с такими-то силами… Сколько наши продержались? Тридцать три минуты? Очень неплохо. И то, что подкрепление не стало вступать в бой — правильное решение, все равно ничего нельзя было изменить.

— Сколько мы набили? — спрашиваю я.

Собираюсь уточнить, что имею в виду только свой личный счет, но Киса и так все правильно поняла.

— Пятеро убитых, трое раненых, — отвечает Киса. — Обычные стрелки. Один с ручным пулеметом.

— Негусто, — говорю я.

Впрочем, бывало и хуже. Полгода назад я командовал Pz-IV, мы шли колонной по такому же заснеженному полю, только не в Венгрии, а где-то на западных границах Германии, была ночь, не видно было не зги, мой танк шел вторым в колонне, я почти не волновался. Кто же знал, что наводчик американской самоходки попросту не разглядит первый танк в лунном свете? Семь минут скучной поездки, и вдруг по ногам бритвами хлещут осколки, я падаю на сиденье, и нижнюю половину тела охватывает огонь. Было очень больно.

А еще раньше был случай, я командовал ублюдочным плавучим «Шерманом» в день Д в Нормандии. На второй минуте боя немецкий снаряд разорвал в клочья надувной понтон, танк перевернулся и затонул. Никто из экипажа не смог выбраться, мы медленно умирали, задыхаясь в душном воздухе, постепенно лишающемся кислорода. Было не больно, но очень мучительно.

Меня

начинает бить нервная дрожь, так почти всегда бывает после смерти в бою. Чтобы убрать ее, я делаю комплекс упражнений. Сальто вперед, сальто назад, стойка на руках, кувырок, серия ударов и растяжек.

— Загрузить программу рукопашного боя? — предлагает Киса.

Она всегда предлагает это в такие минуты. Я никогда не соглашаюсь, но она все равно предлагает, это стало у нас своего рода ритуалом. И у этого ритуала есть продолжение. Я усаживаюсь в кресло и говорю:

— Иди ко мне.

Киса не нуждается в дополнительных уточнениях. Она встает на колени и ее нежные губы начинают меня ласкать. Я выдерживаю недолго.

— Падай, — говорю я.

Мы падаем на ковер и сплетаемся в объятиях. Ее дыхание щекочет мою шею, моя рука ложится на ее грудь, я чувствую, как бьется ее сердце. Строго говоря, о Кисе надо говорить в мужском роде, она транс, но я мысленно считаю ее женщиной. Потому что от мужчины у нее только член, остальное тело — женское, и этого остального намного больше.

Я живу с Кисой очень долго, лет десять, наверное, а то и двадцать, давно сбился со счета. Из всех моих наложниц она держится дольше всех. Правильно говорят, что с возрастом человек становится консервативным, разнообразие надоедает, а извращения приедаются. За свою жизнь я перепробовал в сексе почти всё, однажды даже пол поменял на несколько лет. Какое-то время колебался между трансами и детьми, но все же остановился на трансах, лучший из которых — Киса.

Мы занимаемся сексом. Это длится нескончаемо долго, мы меняем роли и позиции, наконец, я кончаю. Киса целует меня, я расслабленно глажу ее голову. Мир прекрасен.

Через какое-то время я спрашиваю:

— Пока я воевал, новости были?

Я ожидаю отрицательного ответа, как обычно, но Киса говорит:

— Пришло письмо, предлагают работу.

Я резко встаю, Киса не успевает отодвинуться и клацает зубами — я случайно ударил ее в подбородок. На ее личике появляется обиженное выражение.

— Почему сразу не сказала? — спрашиваю я и сразу понимаю, что этот упрек несправедлив.

Давным-давно я сам запретил ей сообщать мне о пришедшей почте. Все равно там нет ничего, кроме спама.

— Что за работа? — спрашиваю я.

— Тестинг реальности, — отвечает Киса.

Можно было и не спрашивать. Было бы странно, если бы мне предложили что-то другое. Другой работе надо учиться, а тестинг реальности может провести любой дурак. Неприятно, конечно, так о себе думать, но что делать, если это правда… Я ведь действительно ничего не умею.

— Сколько платят? — спрашиваю я.

Киса отвечает, я непроизвольно присвистываю. Сумма очень большая, это примерно плюс двадцать лет нормальной жизни в моей привычной реальности. Можно даже немного повысить качество жизни, второго секс-бота, например, завести, или игровое пространство немного расширить…