Принцип относительности
Шрифт:
— Меняй тело, — приказываю я. — Вот ссылка. Отныне тебя зовут Урсула.
— Характер тоже менять? — спрашивает Киса.
— Меняй, — говорю я. — Информацию возьмешь из психопрофиля, он у этой телки в открытом доступе. Но блок подчинения не трогай.
— Информация неполная, — печально говорит Киса. — Дополнить по умолчанию?
— Дополняй.
Киса
— Бедненько, но чистенько. Я думала, хуже будет.
Мне не нравится ее ехидная интонация.
— Любовь и обожание верни, как у Кисы было, — говорю я.
— Сделано, — говорит Урсула и встает на колени.
Мы занимаемся любовью, долго и исступленно. А потом я засыпаю в объятиях Урсулы.
Когда я просыпаюсь, оказывается, что я лежу между Урсулой и Кисой, а поодаль сладко посапывают две девчонки-малолетки из старых, почти забытых фантазий. И как только вычислительной мощности хватило на такую групповуху… Ах да, Урсула вчера обещала апгрейд, не эта Урсула, а другая, настоящая.
При слове «настоящая» сердце сжимает невидимая рука. Я чувствую, как столетняя тоска начинает свой очередной набег на задворки подсознания… Неужели вторая депрессия подступает? Не дождетесь! Я уже научился с этим бороться!
— Киса! — зову я.
Киса мгновенно просыпается, сразу видно, что она бот, а не живой человек. Но какое мне дело, бот она или нет? Разбередила мне душу та Урсула, вчерашняя, засорила мозг всякими глупостями. Истинная реальность, Альфа Центавра, успешные люди… тьфу! Нет никакой реальности, кроме той, что в глазах смотрящего! Принцип относительности, мать вашу! И пошли вы все путем по умолчанию, я вас сами знаете на чем вертел!
— Новая миссия! — приказываю я. — Следующая в хронологическом порядке.
— Третье января 1945 года, — объявляет Киса. — США против Германии. Ты будешь командовать «Шерманом», новой модификации, с длинной пушкой. Будет переправа через реку на барже, затем штурм укрепленной позиции. Время миссии — один час двадцать
— Годится, — говорю я. — Загружай.
— Может, сначала позавтракаешь? — предлагает Урсула, она, оказывается, тоже проснулась.
— Отвали, — говорю я. — Хотя… Киса, можно подправить миссию, чтобы я смог позавтракать прямо внутри?
— Только сухим пайком, — отвечает Киса.
— Годится, — говорю я и сажусь в кресло.
Маленький немецкий городок или, скорее, большое село. Одноэтажные домики с заснеженными черепичными крышами, аккуратные, будто игрушечные, нигде не видно никаких повреждений или разрушений. Но это ненадолго, артиллерия заработает — будут вам повреждения. Моторы оглушают, сколько тут наших танков действует одновременно? Шестьдесят? И еще столько же на другом фланге? И пехоты пропорционально? Эх, знатное дело будет! Берегись, тоска, к тебе идет адреналин! И нечего засорять душу всякой ерундой. Принцип относительности торжествует! Жизнь прекрасна!
Мы сворачиваем в боковой переулок и съезжаем с асфальта.
— Пушку назад! — командую я.
Сносим хлипкий деревянный забор, останавливаемся, разворачиваем башню в нормальное положение. «Шерман» стоит посреди заснеженного огорода, дальнего забора нет, огород вплотную примыкает к реке. Река не очень широкая, но явно глубокая, вброд не переправишься, баржа нужна. За рекой деревенька, на вид победнее, там наверняка во всех домах немцы засели… А это еще что такое? Какой дурак так минометы расставляет?!
— Миномет на два часа! — командуя я. — Два пальца правее церквушки. Джордж, видишь, дымок рассеивается?
— Цель вижу, — докладывает Джордж.
— Осколочным заряжай! — командую я.
В крови бушует адреналин, тоска отступила, так и не успев серьезно растравить душу. Вот и хорошо. Жизнь прекрасна, незачем прислушиваться к всяким уродам, не верящим в принцип относительности. Даже если они не уроды. Кто бы они ни были, жизнь все равно прекрасна. Принцип относительности торжествует.