Приорат Ностромо
Шрифт:
— Глубина — одиннадцать тысяч восемьдесят метров… — бубнил пилот, считывая телеметрию. — Температура воды — двести пятьдесят семь градусов…
— А видео можно будет переписать? — жадно спросил Эдуард Первый.
— Поллитра, — фыркнул Эдуард Второй, отставляя большой палец и мизинец в известном жесте, — и хоть видео, хоть аудио… Шучу! Чего бы и нет? Перепишешь… Дно!
«Октябренок» скользил по-над самой поверхностью, покрытой комковатым рыжим наметом. Подальности дыбились конусы и хрупкие башни «черных курильщиков» —
Но даже здесь, в водянистом пекле, плодилась и размножалась жизнь. Целые груды неказистых раковин, с наростами и гребнями на створках, копились у трещин, бурлящих сероводородом. Повсюду колыхались полупрозрачные бактериальные маты — бесчисленные скопления мельчайших экстремофилов, смахивавшими на студенистые ворохи волос и пуха.
— Ай! — Инна коснулась смотрового окна, и отдернула руку.
— Не обожглась? — с тревогой спросила Наташа.
— Да н-нет, вроде… — неуверенно пробормотала Дворская.
— Всё засняли? — нетерпеливо осведомился Эдуард Второй. — А то «Октябренку» надоело греться…
— Всё, что могли! — с чувством выдохнул Эдуард Первый, опуская камеру, и льстиво заметил: — Но по оптоволокну качество лучше.
— Так, еще бы… — самодовольно хмыкнув, пилот склонился над боковой консолью. — Сейчас, только пробы возьмем…
— Левицкий! — цыкнула Наташа.
— Да чё я-то? — обиженно вскинулся «режиссенто». — До этого «куряки» метров сто или двести! Как я сниму?
— Да всё нормально… — проворчал Эдуард Второй. — «Октябренок» поделится… Гляньте, какая картинка четкая!
На экране было хорошо видно, как манипуляторы беспилотника, сложенные втрое, развернулись, и аккуратно зачерпнули донные отложения.
— Ага… Сейчас… — бормотал глубоководник. — Еще саму «трубу» колупнем…
Левицкий навел камеру на Эдуарда Второго, но тот даже не заметил оказанного ему внимания. Управляя «Октябренком», он отрывисто комментировал:
— «Курильщики» извергают геотермальную… ювенальную воду, разогретую до четырехсот градусов… Она не кипит только потому, что давление здесь — тысяча сто атмосфер…
— А почему она такая черная? — дрогнувшим голосом спросила Инна, и поднесла микрофон пилоту.
— Это всё сульфиды металлов… — натужно выдавил тот, будто на своем горбу тащил беспилотник. — Геотермальный кипяток сливается с холодной океанской водой — и сразу выпадают соли железа, никеля и меди, а они окрашены в черный… Потом водичка еще сильнее остывает, до трехсот, до двухсот пятидесяти — и тогда уже выпадают сульфиды цинка и марганца, которые белого цвета. Видите? Вокруг конуса всё будто грязным снегом усыпано! Сейчас…
Взяв пробы, глубоководник повеселел.
— К всплытию готовы? — громко спросил он.
— Ага! — радостно ответила Инна.
— «Октябренок»,
Вернув на место «малолетку», батискаф медленно поднялся над «Долиной Дымовых Труб», качаясь в восходящих потоках, и тут прорезался голос «сверху»:
— «Пионер», это суша! «Пионер», это суша! — нудно бубнил звучатель. — Ответьте!
— Суша, это «Пионер»! — подхватился пилот. — У нас всё в порядке!
— Уф-ф! Почему молчали?
— Да не слышали мы! Здесь сильнейшая конвекция! Возможно, ультразвук просто не доходил до нас! — Эдуард Второй, словно заглаживая вину, быстро добавил: — Приступили к всплытию!
— Понятно, — вздохнула «суша». — Эдик, отставить всплытие. Балласт еще не сбрасывали?
— Н-нет. А…
— Где-то на границах «Бездны Тускароры» терпит бедствие еще один глубоководный аппарат. Мы сами… вот только что узнали об этом! Помнишь, когда на «вертушке» подлетали, в паре миль от нас красная посудина болталась? Ты ее еще траулером обозвал. А это судно сопровождения батискафа «Дипси Челленджер»! На нем сам Джеймс Кэмерон спускается! Спускался… Завис! Опуститься никак — сварится, и подняться не может — заклинило замки на бункерах с балластом!
— Поня-ятно… — забормотал пилот. — А с кислородом у него как?
— Часа на четыре должно хватить.
— Понятно… Переключите этот их «траулер» на меня! Достанут они?
— Да должны! — оживились на «суше». — Радиус действия — тридцать километров!
— Понятно. Конец связи.
Эдуард Второй криво усмехнулся, и подмигнул Наташе.
— Везет вам, как… утопленницам!
Тот же день, чуть позже
Кирибати, ПМТО «Табитеуэа»
«Сапсан» летел над океанскими валами в неумолчном реве и брызгах — пенная дорожка, взбитая реактивными выхлопами, утягивалась до горизонта.
У Вайткуса захватывало дух от полета над волнами. Авиалайнер мчится вдвое быстрей, но его бешеная скорость не ощущается, а здесь…
Блещущие волны накатывались, утекали под заостренный нос. Пятьсот километров в час!
«Сапсан» пересек экватор, и командир заглушил первый и шестой двигуны. Экраноплан чуток просел, почти касаясь днищем пенных гребешков.
— Подгребаем! — крикнул Киврин, оглашая анфиладу отсеков вдоль низковатой палубы.
— Етта… — внушительно начал Арсений Ромуальдович. — Не ори, не дома. И дома не ори.
— Поорешь там, как же! Натаха живо утихомирит!
Корнеев сумел обогнать Володьку в тесном центральном проходе, и подпустил ехидцы:
— Выйдешь на пенсию, напишешь «Записки подкаблучника»!
— Ой, а сам-то? Я хоть напишу, а тебе Ядзя не даст! Скажет: «Только под моей редакцией!»
Пока Витёк мучительно искал достойный ответ, Вайткус примиряюще захмыкал: