Природа советской власти. Экологическая история Арктики

Бруно Энди

Наконец, и это самое главное, я хотел бы поблагодарить своих друзей и семью, которые поддерживали меня на протяжении многих лет. Мои родители Кэрол Джарема и Деннис Бруно позволили мне продолжить образование и всегда поддерживали меня морально. На финальной стадии мой отец даже прочитал всю книгу целиком, сделав ценные стилистические правки. Мой брат-близнец Майк Бруно также поддерживал мои исследования, зачастую выступая в качестве самого строгого критика. Майк помог мне лучше понять этот мир. Я также получал поддержку от других членов моей семьи, включая Полли Бруно, Чарли Гойнса и Майка Джарема. Моя дочь Майя Фрохардт-Бруно успела пожить в шести разных местах в первые три года своей жизни, пока я писал эту книгу. Ее способность удивляться окружающему миру вдохновляет меня каждый день.

Я также в долгу перед Сарой Фрохардт-Лейн. Мы начинали общение как коллеги по аспирантуре, изучающие экологическую историю, но вскоре влюбились друг в друга. Помимо огромного счастья и радости, Сара дала мне возможность стать лучше как ученому и преподавателю. Хотя я полностью несу всю ответственность за содержание этой книги, ее вклад отражен на каждой странице. Сара провела со мной месяц в Арктике, бесчисленное количество раз читая черновики моих текстов, практически каждый день обсуждая со мной этот проект, поддерживая и ободряя меня в неудачах и трудностях и делая многое другое, о чем я не могу сказать здесь. Если бы я написал ей все благодарности, эта книга стала бы вдвое длиннее.

Глава 1

ПРИРОДА И ВЛАСТЬ НА СОВЕТСКОМ СЕВЕРЕ

Северная природа вдохновляла многих известных людей, в том числе таких как действительный статский советник Александр Платонович Энгельгардт. В 1893 году император Александр III назначил его главой Архангельской губернии – огромной территории

на севере Российской империи, которая в то время простиралась от Уральских гор на востоке до Финляндии на западе. Вскоре после назначения Энгельгардт отправился в путешествие по оказавшимся под его попечением обширным землям, уделяя особое внимание природным условиям своих владений в далеком северо-западном уголке страны. Он увидел в этом крае большой экономический потенциал, считая, что он вместе со всем Русским Севером пребывал «в полном застое» 1 . Вернувшись, он отметил в своих записках, что скудные и неприступные ландшафты сами несут в себе семена своего обновления: «В общем получается какое-то величественное спокойствие; так и кажется, что в этих берегах сокрыты силы, которые лишь временно объяты тяжелым сном; мысленному же взору путешественника, в мираже этой вековой тишины и спокойствия, как бы рисуется уже несущийся сюда паровоз, который разбудит дремлющие кругом силы и оживит молчаливо-угрюмую, безлюдную в настоящее время местность» 2 . В следующем столетии несущийся паровоз действительно разбудил этот край, после того как первое в мире социалистическое государство развернуло в этой части Арктики экономическую активность, масштаб которой Энгельгардт едва ли мог себе представить.

1

Engel’gardt A. P. A Russian Province in the North / Trans. by Henry Cooke. Westminster: Archibald Constable and Company, 1899. P. 1. Оригинал на рус. яз.: Энгельгардт А. П. Русский север: путевые записки. СПб: Издание А. С. Суворина, 1897.

2

Энгельгардт А. П. Русский север. С. 57.

Карта 1. Кольский полуостров.

Землей, которая вызвала у Энгельгардта такие предчувствия, был Кольский полуостров. За исключением небольшого кусочка Терского берега почти вся мозаика его экосистем тундры и тайги расположилась за Северным полярным кругом. Во внутренней части полуострова над низинами возвышаются небольшие горные хребты – Хибинские горы и массивы Ловозера и Монче-тундры. Ландшафт усеян многочисленными пресными озерами, включая внушительное по размеру озеро Имандра, и многочисленные реки, такие как Нива, Тулома, Поной, Иоканга и Варзуга, пересекают его. Хвойные леса, которые редеют с увеличением высоты и широты местности, и болота, которые покоятся на плохо дренируемых почвах, покрывают бoльшую часть его территории. Специфика региона определяется не только его расположением за полярным кругом, но и климатическими условиями: здесь долгие темные и снежные зимы сменяются полярным днем, продолжающимся несколько недель хоть и короткого, но долгожданного лета. Небольшие участки вечной мерзлоты расположены на самых холодных возвышенностях полуострова. При этом, однако, Мурманское побережье омывается теплыми водами Гольфстрима, в целом смягчающими местный климат и не позволяющими замерзать расположенным там скалистым бухтам с отвесными берегами. Хотя территория обладает намного меньшей биомассой, чем большинство умеренных и тропических природных зон, она стала домом для большого количества млекопитающих, мигрирующих птиц, рыб, насекомых, лишайников, хвойных деревьев, кустарников и других растений.

В начале XX века на Кольском полуострове проживало менее 10 тысяч человек. Это было довольно разнообразное в этническом плане сообщество, включавшее в себя русских, поморов, саамов, финнов, норвежцев, коми и ненцев, в основном проживавших в прибрежных поселениях. Поскольку климатические условия не позволяли продуктивно вести сельское хозяйство, рыболовство и охота давали здесь основные средства к существованию. Начиная еще со средних веков 3 поморы летом вели сезонное рыболовство на Мурманском побережье Баренцева моря. Внутри полуострова в разбросанных далеко друг от друга поселениях проживал коренной народ саамы, которые вели полукочевой образ жизни, подходящий для занятий охотой и оленеводством. Благодаря начавшимся с 1860-х годов попыткам государственной колонизации полуострова в 1890-е годы был основан новый торговый порт Александровск, и на полуостров начали переселяться новые жители, включая коми и ненцев, занимавшиеся оленеводством. В то же время территория оставалась свободной от крупных городов, значимых военных структур или крупных промышленных предприятий.

3

Поморы, скорее всего, начали практиковать сезонное рыболовство на Баренцевом море лишь в начале – середине XVI века. Во всяком случае, годом основания поселения Кола, добравшись до которого, поморы разъезжались на промыслы на побережье, современные исследователи считают 1565-й. (По европейским стандартам XVI век не считается Средневековьем, однако в истории России принята иная хронология, и исследователи часто проводят границу периода Средних веков в начале Смутного времени (нач. XVII в.), а в некоторых случаях доводят этот период даже до петровских преобразований (нач. XVIII в.). – Прим. ред.)

Менее чем через сто лет Кольский полуостров стал совсем другим. Он вошел в состав Мурманской области, огромного региона площадью чуть менее 145 тысяч квадратных километров. Попытки советского правительства превратить Кольский Север в развитый регион привели к изменениям его окружающей среды и стали причиной резкого роста населения. Многочисленные плотно заселенные города, промышленные предприятия и военные объекты выстроились от Кандалакши на Белом море до Североморска и Мурманска на Кольском заливе. В начале 1990-х годов в Мурманской области проживало уже более миллиона человек. Многие переехали туда из-за карьерных возможностей, но другие изначально прибыли в результате насильственного переселения. И без того малочисленные саамы стали составлять меньшинство, в то время как русские стали подавляющим большинством. К концу советской эпохи огромные пустоши, образовавшиеся вследствие добычи полезных ископаемых, глубоко врезались в горные массивы. Некоторые леса, уничтоженные в первой половине столетия, возрождались, однако в отдельных довольно обширных местах кислотные дожди и выбросы металлургических заводов уничтожили всю растительность. Зараженные химикатами почвы, отравленные воздух и вода убивали водные организмы и представляли угрозу здоровью человека. Олени, которые когда-то кочевали по всей территории, теперь содержались на специально выделенных для выпаса и охраны участках. Поиски источников энергии в регионе, в котором отсутствовали запасы горючих ископаемых, привели к строительству плотин и зарегулированию рек и озер, а также накоплению радиоактивных отходов атомных электростанций, подводных лодок и ледоколов. В целом советская власть превратила Кольский полуостров в самую густонаселенную, промышленную, милитаризированную и одну из самых загрязненных частей глобальной Арктики.

Ил. 1. Кольский полуостров во время поездки Александра Энгельгардта в конце XIX в. Фото из источника: Энгельгардт А. П. Русский север: путевые записки. СПб: Издание А. С. Суворина, 1897.

Ил. 2. Мурманск в начале XXI в. Фотография автора.

Почему этот удаленный форпост Российской империи превратился в одну из наиболее экономически развитых и вместе с тем экологически нарушенных северных территорий XX века? Чем объяснялось стремление советского руководства отстраивать эту часть Арктики так экстенсивно? Предвидел ли это Энгельгардт, когда писал о «сокрытых в этих берегах силах», способных возродить к жизни этот край? Как именно природа Кольского полуострова влияла на советские усилия по развитию промышленности, которые, в свою очередь, изменили природу полуострова? Какие идеи об изменении природного мира и какие практики этого изменения коммунистические вожди заимствовали из опыта других стран, а какие изобрели сами?

Как советский опыт освоения полярного севера можно сравнить с опытом освоения других частей Арктики и с тем, что происходило в модернизирующихся государствах в целом? И, пожалуй, самый главный вопрос этой книги: что нового можно узнать о власти в советской системе в целом, глядя на нее через экологическую оптику? Эти вопросы пронизывают и оживляют весь последующий текст.

ПРИРОДА КАК АКТОР

В книге, которую читатель держит в руках, рассказывается история экологических изменений на Кольском полуострове, вызванных экономическими причинами. Она охватывает весь советский период (1917–1991), начиная с поздней Российской империи и выходя за рамки советского периода в постсоветскую Россию. Чтобы наиболее полно рассмотреть различные аспекты экологической истории региона, я сосредоточусь на пяти отраслях экономики, стремительно развивавшихся в XX столетии: строительстве железных дорог, добыче полезных ископаемых и производстве химических удобрений, оленеводстве, выплавке никеля и меди, а также энергетике. В этой истории много участников: чиновники, сделавшие карьеру еще в царское время; ученые, стремившиеся принести пользу государству; коммунисты, сделавшие стремительную карьеру и обнаружившие себя во власти во время сталинского террора на весьма опасных позициях; представители региональных и центральных органов власти; заключенные, которые были вынуждены работать в невыносимых условиях в разных отраслях промышленности; различные этнические группы, зависевшие экономически от охоты и оленеводства; многочисленные технические специалисты, работавшие в самых разных направлениях – от связанных с горной добычей до решающих проблемы уменьшения промышленного загрязнения; и, наконец, сами элементы окружающей среды, такие как животные, скалы и снег. Применяя всеобъемлющий подход к написанию экологической истории, я исследую восприятие природы в культуре, планы экономического развития, опыт жизни в арктической среде и изменения физического мира.

История преобразования этого удаленного северного края предполагает прежде всего понимание того, что советский опыт в существенной степени был сформирован через отношения с окружающей средой. В этой книге я утверждаю, что взаимодействия с природным миром сделали возможным индустриальный образ жизни и в то же время сорвали воплощение в жизнь обещаний социализма. Сама природа была участником коммунистического проекта. Благодаря своим физико-географическим характеристикам и особенностям экологии Кольский Север одновременно предоставлял возможности для советской индустриализации, но также приспособился вмешиваться в нее и оказывать ей сопротивление. Незамерзающие воды Кольского залива, стратегическое расположение полуострова внутри страны, его геологические и гидрологические особенности обусловили развитие определенных отраслей промышленности и военно-морской инфраструктуры. В то же время темнота полярной ночи, выраженный горный рельеф, поведение животных и даже химические свойства добываемых минералов мешали государственному планированию и самым существенным образом переориентировали его результаты в неизвестных ранее направлениях.

Показывая важнейшую роль природной среды в экономическом развитии Севера, это исследование открывает новые перспективы для изучения советской власти. Предыдущие поколения историков всматривались в политическую власть в СССР с разных ракурсов. Одни описывали Советский Союз как тоталитарное государство, другие делали упор на изучении того, как социальная поддержка сталинизма и хаос, которым был пропитан коммунистический проект, обнажили важнейшие пределы для возможного контроля со стороны диктатора, а третья группа представила синтез этих двух школ путем исследования взаимодействий тоталитарных идеологий и повседневных практик, остававшихся несовершенными 4 . Ни один из этих подходов – ни тоталитарный, ни ревизионистский, ни постревизионистский – не придавал особого значения влиянию окружающей среды на то, что удалось осуществить Советскому Союзу. Появившиеся в последние годы исследования подчеркивают значение коммунистической культуры и идеологии для мобилизации советских граждан, выделяют влияние международных тенденций и взаимодействий на советские траектории развития или используют исследования пространственных дискурсов и практик для анализа политической власти 5 . Я присоединяюсь к этим историкам в исследовании идеологических, международных и пространственных измерений власти, но также перенаправляю дискуссию в сторону проблем материального мира.

4

К первой группе исследований можно отнести: Friedrich C., Brzezinski Z. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. 2nd ed. New York: Praeger Publishers, 1966 и Inkeles A., Bauer R. The Soviet Citizen: Daily Life in a Totalitarian Society. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1959. Важные работы ревизионистов: Fitzpatrick Sh. Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921–1934. Cambridge: Cambridge University Press, 1979; Lewin M. The Making of the Soviet System: Essays in the Social History of Interwar Russia. London: Methuen, 1985. Обстоятельные постревизионистские работы: Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley: University of California Press, 1995; Hellbeck J. Revolution on My Mind: Writing a Diary under Stalin. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2006. Пер. на рус.: Хелльбек Й. Революция от первого лица. Дневники сталинской эпохи. М.: Новое литературное обозрение, 2021.

5

Роль коммунистической идеологии подчеркивается в следующих трудах: Halfin I. From Darkness to Light: Class, Consciousness, and Salvation in Revolutionary Russia. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2000; Priestland D. Stalinism and the Politics of Mobilization: Ideas, Power, and Terror in Inter-war Russia. Oxford: Oxford University Press, 2007; Brandenberger D. Propaganda State in Crisis: Soviet Ideology, Indoctrination, and Terror under Stalin, 1927–1941. New Haven: Yale University Press, 2011. Пер. на рус.: Бранденбергер Д. Кризис сталинского агитпропа: Пропаганда, политпросвещение и террор в СССР, 1927–1941. М.: РОССПЭН, 2017; Plamper J. The Stalin Cult: A Study in the Alchemy of Power. New Haven: Yale University Press, 2012. Пер. на рус.: Плампер Я. Алхимия власти. Культ Сталина в изобразительном искусстве. М.: Новое литературное обозрение, 2010. Исследование международного контекста советской истории см. в: Clark K. Moscow, the Fourth Rome: Stalinism, Cosmopolitanism, and the Evolution of Soviet Culture, 1931–1941. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2011. Пер. на рус.: Кларк К. Москва, четвертый Рим. Сталинизм, космополитизм и эволюция советской культуры (1931–1941). М.: Новое литературное обозрение, 2018; Hoffmann D. L. Cultivating the Masses: Modern State Practices and Soviet Socialism, 1914–1939. Ithaca: Cornell University Press, 2011. Пер. на рус.: Хоффманн Д. Л. Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм 1914–1939. М.: Новое литературное обозрение, 2018; David-Fox M. Showcasing the Great Experiment: Cultural Diplomacy and Western Visitors to the Soviet Union, 1921–1941. Oxford: Oxford University Press, 2012. Пер. на рус.: Дэвид-Фокс М. Демонстрируя «Великий эксперимент»: культурная дипломатия и гости с Запада в СССР, 1921–1941. М.: Новое литературное обозрение, 2015. Роль «пространственного поворота» в советской истории отражена в следующих работах: Brown K. A Biography of No Place: From Ethnic Borderland to Soviet Heartland. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005; Baron N. Soviet Karelia: Politics, Planning and Terror in Stalin’s Russia, 1920–1939. London: Routledge, 2007. Пер. на рус.: Барон Н. Власть и пространство. Автономная Карелия в Советском государстве, 1920–1939. М.: РОССПЭН, 2011; Baron N. New Spatial Histories of 20^th– Century Russia and the Soviet Union: Exploring the Terrain // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2008. Vol. 9. № 2. P. 433–447; Space, Place, and Power in Modern Russia: Essays in the New Spatial History / Ed. by M. Bassin, Ch. Ely, M. K. Stockdale. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2010; DeHaan H. D. Stalinist City Planning: Professionals, Performance, and Power. Toronto: University of Toronto Press, 2013. Также см. работу по истории Кольского полуострова в рамках «пространственного поворота»: Fedorov P. V. The European Far North of Russia and Its Territorial Constructions in the Sixteenth – Twenty-First Centuries // Acta Borealia: A Nordic Journal of Circumpolar Studies. 2011. Vol. 28. № 2. P. 167–182.