Природа советской власти. Экологическая история Арктики
Шрифт:
Напряжение между советской политикой и экологическими последствиями стало наиболее заметным в последние годы существования СССР. На фоне развивающегося экологического движения в других странах в 1970–1980-е годы риторика покорения стала все более редкой в советской прессе. Все чаще стали говорить о том, что именно социализм, в отличие от капитализма, создает условия для оптимального баланса между экономической активностью и защитой природы. Как писал один из мурманских экологов в местной газете, именно защита природы, а не выгода любой ценой, как в капиталистических странах, была одним из главнейших приоритетов советской системы 22 . Многие даже использовали представления о якобы существующей гармонии с природой, чтобы не признавать все более усиливавшуюся деградацию природных систем. Несмотря на то что в последние десятилетия советской истории экологические вопросы широко обсуждались, именно эта эра стала наиболее разрушительной с экологической точки зрения. Выбросы серы никелевыми заводами Кольского полуострова привели к оголению огромных районов тайги, а якобы «чистая» атомная энергетика оставляла в небезопасных хранилищах гигантские количества радиоактивных отходов 23 .
22
Терзиев Ф. Забота о природе – это забота о нашем здоровье: письмо первое // Полярная правда. 1973. 20 июня. С. 2.
23
Darst R. G. Smokestack Diplomacy: Cooperation and Conflict in East-West Environmental Politics. Cambridge, MA: The MIT Press, 2001. P. 91–197; Берлин В. Кольская АЭС и окружающая среда // Кандалакшский коммунист. 1976. 20 августа. С. 3; Федотов В., Александров Б. Безвредное соседство // Полярная правда. 1973. 5 июля. С. 4.
После падения Советского
24
Комплексность использования минерально-сырьевых ресурсов: основа повышения экологической безопасности региона / Под ред. А. И. Николаева. Апатиты: КНЦ РАН, 2005.
СОВРЕМЕННАЯ АРКТИКА И КОММУНИСТИЧЕСКИЙ АНТРОПОЦЕН 25
Как видно из долговечности этого двойственного отношения к северной природе, Советский Союз в вопросах экологии существовал в одном континууме с другими режимами, правившими на Евразийском континенте. Он в этом отношении был также очень похож на многие другие страны мира. При сравнении как синхронном, так и диахроническом советские отношения с миром природы в большей степени отражают общий опыт модернизирующихся государств, чем часто считающееся отклонением поведение коммунистических режимов. Эта книга использует сравнительную перспективу двумя основными способами. Во-первых, в ней подробно рассматривается предшествующий советскому периоду опыт царского времени и опыт постсоветской эпохи, для того чтобы показать глубокую хронологическую последовательность этих эпох. Рассматривая этот длинный отрезок истории, я обращаю внимание как на изменения, так и на наследование, которые нелегко описать в рамках стандартной периодизации политической истории двадцатого века, основанной исключительно на чередовании политических режимов и лидеров. Во-вторых, во многих местах своего анализа я обращаю внимание на другие страны, чтобы отметить совпадения и расхождения с советским Севером. Этот подход, возможно, является не в полной мере сравнительным, в отличие от тех работ, где исследователи сравнивают опыт социалистических и капиталистических стран на примере нескольких территорий 26 . Тем не менее, рассматривая историю Кольского полуострова в сравнительной перспективе, я демонстрирую многочисленные и в то же время разрозненные транснациональные влияния, имеющие значение в конкретном месте.
25
Антропоцен – это новая геологическая эпоха, следующая за голоценом, в которую человек стал геологической силой, главным двигателем изменений окружающей среды: быстрого увеличения уровня парниковых газов в атмосфере, оказывающего решающее воздействие на климат, снижения биоразнообразия, загрязнения и пр. Необходимость выделения новой эпохи была сформулирована американским биологом Юджином Ф. Стормером, название получило широкое распространение в начале 2000-х годов благодаря нидерландскому ученому и лауреату Нобелевской премии по химии Паулю Крутцену. – Прим. ред.
26
Brown K. Plutopia: Nuclear Families, Atomic Cities, and the Great Soviet and American Plutonium Disasters. Oxford: Oxford University Press, 2013; Josephson P. R. Industrialized Nature: Brute Force Technology and the Transformation of the Natural World. Washington, DC: Island Press, 2002; Scott J. Seeing Like a State: How Certain Schemes to Improve Human Condition Have Failed. New Haven: Yale University Press, 1998. Пер. на рус.: Скотт Дж. Благими намерениями государства. М.: Университетская книга, 2005.
Многие черты отношения к природе в СССР можно встретить и в других странах мира. Советские руководители заимствовали практики управления в северных регионах из дореволюционной эпохи, а в дальнейшем довольно последовательно следовали тем направлениям, которые преобладали в капиталистических странах. Они подражали, в частности, тем индустриализирующимся государствам XX столетия, которые создавали условия для обеспечения своих экономик никелем и удобрениями в 1930-е годы и строили атомные реакторы для бесперебойного электроснабжения в 1970-е и 1980-е годы. При этом, несмотря на то что советское руководство заимствовало многие инструменты для превращения природы в источник ресурсов для экономики, оно часто объявляло эти инструменты изобретением социализма. К примеру, технологии обогащения минеральных пород и методы геологических исследований, сопоставимые с подобными технологиями и методами в других странах, нередко описывались как исключительные достижения Советского Союза 27 . Однако очевидная показуха, стоявшая за такими описаниями, не должна загораживать более фундаментальные сходства.
27
Л. А. Потемкин приводит много примеров такого описания, см.: Потемкин Л. А. У северной границы: Печенга советская. Мурманск: Мурманское книжное издательство, 1965; Он же. Охрана недр и окружающей природы. М.: Недра, 1977.
Основное понимание целей деятельности современных государств объединяло Советский Союз и другие страны. Во всем мире правительства прошлого века обычно отдавали предпочтение безостановочной экономической экспансии, а не ограничению нагрузки на природные системы. Если уж на то пошло, Советский Союз следовал этому современному императиву роста с бoльшим рвением, чем другие страны, – по крайней мере вначале, из-за острого ощущения того, что ему необходимо было быстро преодолеть предполагаемую отсталость страны. Представляется, что историки, исследующие экологическую историю СССР, в целом согласны с таким выводом. В двух недавних обобщениях отдельные исследователи отмечали, что страну характеризует «неудержимое стремление к модерности» и что Советский Союз действовал как «гиперболически преувеличенная версия капиталистического общества» 28 . Настоящее исследование северо-запада России также повторяет многие выводы «модернистской» школы историографии советского 29 .
28
Josephson P. et al. An Environmental History of Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. P. 2; Brain S. The Environmental History of the Soviet Union // A Companion to Global Environmental History/ Ed. by J. R. McNeill, E. S. Maudlin. Malden, MA: Wiley-Blackwell, 2012. P. 225.
29
Russian Modernity: Politics, Knowledge, Practices / Ed. by D. Hoffmann, Y. Kotsonis. New York: St. Martin’s Press, 2000.
Советская переделка Кольского полуострова также проливает особый свет на международную историю Арктики в целом. Ведь она происходила в то время, когда многие страны смотрели в направлении экономического развития Арктики. Как указывает историк Эндрю Стуль, современный взгляд на «Новый Север» перед лицом глобального потепления, геополитического противостояния и добычи нефти на шельфе имеет тенденцию представлять Арктику как «удаленное и неменяющееся место», которое словно находится «вне современности» 30 . Авторы разделились на тех, кто видит перспективы циркумполярного севера в жизнерадостных тонах, и тех, кто видит их апокалиптически в связи с разрушением окружающей среды и военными конфликтами, но и тех и других объединяет противопоставление будущего спокойному прошлому 31 . Стуль, напротив, показывает, насколько существенно наука и государство изменили западную часть Арктики в течение XIX и XX веков. Превращение Кольского полуострова в один из самых промышленно развитых регионов Арктики ярко иллюстрирует это утверждение. Советские газеты 1930-х годов описывали регион еще более экспрессивным языком, чем это делают современные издания, рассказывающие о «подъеме Нового Севера». В мае 1938 года в одной из статей в газете «Правда Севера» указывалось на то, что «край непуганых птиц волею большевиков под руководством великого Сталина превращен сейчас в индустриальный форпост социализма, в несокрушимую крепость СССР на северной окраине» 32 . Как бы ни преувеличивала эти достижения пропаганда, многообразные изменения в регионе говорят о бурной истории Кольского Севера, а не о застывшей неподвижности ее.
30
Stuhl A. Empires on Ice: Science, Nature, and the Making of the Arctic. PhD diss., University of Wisconsin-Madison, 2013. P. 4. См. также: Stuhl A. The Politics of the
31
Emmerson Ch. The Future History of the Arctic. New York: Public Affairs 2010. Экологические историки Арктики обычно более осторожны в оценках, см.: McCannon J. Red Arctic: Polar Exploration and the Myth of the North in the Soviet Union 1932–1939. Oxford: Oxford University Press, 1998; Narrating the Arctic: A Cultural History of Nordic Scientific Practices / Ed. by M. Bravo and S. Sorlin. Canton, MA: Scientific History Publications, 2002; Cultivating Arctic Landscapes: Knowing and Managing Animals in the Circumpolar North / Ed. by D. G. Anderson and M. Nuttall. New York: Berghahn Books, 2004; Piper L., Sandlos J. A Broken Frontier: Ecological Imperialism in the Canadian North // Environmental History. 2007. Vol. 12. № 4. P. 759–795; Bocking S. Science and Spaces in the Northern Environment // Environmental History. 2007. Vol. 12. № 4. P. 867–894; Piper L. The Industrial Transformation of Subarctic Canada. Vancouver: University of British Columbia Press, 2009; McCannon J. A History of the Arctic: Nature, Exploration, and Exploitation. London: Reaktion Books, 2012; Northscapes: History, Technology, and the Making of Northern Environments / Ed. by D. J?rgensen, S. Sorlin. Vancouver: University of British Columbia Press, 2013.
32
Печать Заполярья // Полярная правда. 1938. 5 мая. С. 3.
Более того, масштабные изменения, происходившие на территории советской Арктики, совпадают по времени с глобальными экологическими трансформациями XX столетия. Нарративы о возрастающем давлении человека на окружающую среду изменялись с момента зарождения современного экологического движения в 1960-х годах – от страха перед катастрофическим ростом населения (так называемой демографической бомбой) до надежд на возможности устойчивого развития. Появление доказательств того, что выбросы углекислого газа от сжигаемого ископаемого топлива перегрузили климатическую систему Земли, привело к развитию теории антропоцена: новой геологической эпохи, в которой люди превратились в геофизическую силу. Сторонники антропоцена считают, что деятельность человека теперь изменяет не просто биологический характер экосистемы Земли, но и саму геологию планеты. Большинство исследователей сходятся во мнении, что этот период начался с приходом индустриальной эры в конце XVIII века, но темпы роста давления на окружающую среду выросли до экспоненциальных после 1950-х годов 33 . История индустриализации Кольского полуострова четко согласуется с планетарными тенденциями, описываемыми концепцией антропоцена, что позволяет предположить, что в основе этого эпизода гипертрофированного развития управляемой коммунистами страны лежат глобальные процессы. Последствия периода антропоцена для человеческой деятельности также имеют значение в рассматриваемом эпизоде. Это особенно заметно в связи с глобальным потеплением, когда человечество столкнулось с непредвиденной и потенциально катастрофической угрозой, нарушив существующие климатические процессы. Антропоцен, таким образом, означает не только рост влияния человека, но также способность природы создавать непредвиденные и неприятные для людей последствия.
33
Steffen W., Crutzen P. J., McNeill J. R. The Anthropocene: Are Humans Now Overwhelming the Great Forces of Nature? // Ambio. 2007. Vol. 36. № 8. P. 614–621; Chakrabarty D. The Climate of History: Four Theses // Critical Inquiry. 2009. Vol. 35. № 2. P. 197–222. Пер. на рус.: Чакрабарти Д. Климат истории: четыре тезиса // Чакрабарти Д. Об антропоцене. М.: V-A-C press, Artguide Editions, 2020. С. 9–75.
НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА ОКРУЖАЮЩУЮ СРЕДУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Эта книга предлагает новый взгляд на советскую окружающую среду благодаря своему акценту на включение природы в советскую историю, заботе о более многогранном понимании мира природы и сопоставлению советского опыта с экологическим опытом в других частях планеты. Выдвижение аргументов позволяет мне подвергнуть сомнению некоторые устоявшиеся интерпретации в существующей литературе и привнести свежие идеи в научные дискуссии. Оно также помогает мне продемонстрировать значимость окружающей среды для советской истории в целом.
Одним из хорошо проторенных путей написания работ в экологической литературе о Советском Союзе стало раскрытие серьезных проблем загрязнения окружающей среды, с которыми столкнулась страна в последние десятилетия своего существования. В сумерках холодной войны ряд западных ученых в области социальных наук объявили Советский Союз виновником экоцида 34 , в некоторых случаях считая, что либеральным капиталистическим странам удалось избежать сопоставимых экологических проблем 35 . Более сдержанные оценки в целом привели к консенсусу о том, что острая экологическая ситуация в России является наследием, связанным с особенностями развития в период управления коммунистами 36 .
34
Экоцид – термин, введенный в употребление в ходе войны США с Вьетнамом, описывает массовое уничтожение растительного или животного мира, отравление атмосферы или водных ресурсов, а также совершение иных действий, способных вызвать экологическую катастрофу. – Прим. ред.
35
Komarov B. [Ze’ ev Vol’fson]. The Destruction of Nature in the Soviet Union. White Plains: M. E. Sharpe, 1980; Комаров Б. Уничтожение природы. Обострение экологического кризиса в СССР. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1978; DeBardeleben J. The Environment and Marxism-Leninism: The Soviet and East German Experience. Boulder: Westview Press, 1985; Feshbach M., Friendly A. Ecocide in the USSR: Health and Nature Under Siege. New York: Basic Books, 1992; Peterson D. J. Troubled Lands: The Legacy of Soviet Environmental Destruction. Boulder: Westview Press, 1993; Feshbach M. Ecological Disaster: Cleaning Up the Hidden Legacy of the Soviet Regime. New York: The Twentieth Century Fund Press, 1995.
36
Goldman M. I. The Spoils of Progress: Environmental Pollution in the Soviet Union. Cambridge, MA: The MIT Press, 1972; Ziegler Ch. E. Environmental Policy in the USSR. Amherst: University of Massachusetts Press, 1987; Pryde Ph. R. Environmental Management in the Soviet Union. Cambridge: Cambridge University Press, 1991; Ahlander A-M.S. Environmental Problems in the Shortage Economy: The Legacy of Soviet Environmental Policy. Brookfield: Edward Elgar Publishing Company, 1994; Mirovitskaya N., Soroos M. S. Socialism and the Tragedy of the Commons: Reflections on Environmental Practice in the Soviet Union // The Journal of Environmental Development. 1995. Vol. 4. № 1. P. 77–110; Oldfield J. D. Russian Nature: Exploring the Environmental Consequences of Societal Change. Burlington: Ashgate, 2005.
Пол Джозефсон внес больший вклад в исследование этой трагической темы, чем какой-либо другой экологический историк. Он изучил распространение «технологий грубой силы» во множестве советских отраслей (от строительства гидроэлектростанций до рыболовства) и появление «промышленных пустынь» в тех местах, где концентрированная экономическая деятельность приводила к экстремальному разрушению окружающей среды 37 . Он обвинил «марксистский промышленный императив» 38 в ускоренной деградации окружающей среды, в частности в «хрупкой» Арктике 39 . Детальное исследование того, как никелевые заводы «Североникель» и «Печенганикель» появились, опустошили и полностью обнажили значительную часть Кольского полуострова, показывает еще одну причину этого чрезвычайно серьезного экологического ущерба. Глобальное экономическое давление 1970-х и 1980-х годов, наряду с замещением местной руды на привозную, сделало эти предприятия не просто рядовыми загрязнителями окружающей среды, но и буквально ее отравителями. Это объяснение предполагает, что коммунизм оказался с точки зрения экологии хуже, чем капитализм в конкретном историческом контексте, а не то, что он был сам по себе более разрушительным.
37
Josephson P. R. Industrialized Nature; Idem. Would Trotsky Wear a Bluetooth: Technological Utopianism Under Socialism. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2010. P. 193–231. Исследование послевоенных советских городов, проведенное Дональдом Фильцером, показывает серьезность проблемы загрязнения рек в 1940-е годы, см.: Filtzer D. The Hazards of Urban Life in Late Stalinist Russia: Health, Hygiene, and Living Standards, 1943–1953. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 105–126. Пер. на рус.: Фильцер Д. Опасности городской жизни в СССР в период позднего сталинизма. Здоровье, гигиена и условия жизни. 1943–1953. М.: РОССПЭН, 2018.
38
Приоритет развития промышленности, постулируемый марксизмом. – Прим. ред.
39
Josephson P. R. The Conquest of the Russian Arctic. P. 6, 11. См. также: Idem. Technology and the Conquest of the Soviet Arctic // The Russian Review. 2011. Vol. 70. № 3. P. 419–439.
Надуй щеки!
1. Чеболь за партой
Фантастика:
попаданцы
дорама
рейтинг книги
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
