Прирожденный ангел
Шрифт:
— Потому что, после того, что ты сделал для меня и Мэдди в прошлом году, я доверяю тебе. И я думаю, что неважно, кто решит эту проблему. Пока ее можно решить. Я не уверен, есть ли что-нибудь, что ты можешь использовать.
Но ты сможешь увидеть то, что не увидели мы. — Он глубоко вздохнул. — Как я уже говорил, мой отчим не знает, что я здесь. Я взял достаточно информации из его ноутбука. Он думает, что для меня хорошо иметь… хобби, я думаю. — Голос Джекса стал горек на мгновение. — Так как я не могу никого защитить прямо сейчас. Но он видит это, как просто хобби. Он не понимает,
Сильвестр молча кивнул, его уважение к молодому Ангелу росло.
— Я даже не представляю себе, что это такое. Но я не в состоянии спасать, еще не могу летать, я чувствую себя таким беспомощным… бесполезным, я думаю. Как человек, который не должен там быть. Теперь я только в тягость. — Глаза Джексона становились мрачными и задумчивыми.
— Я уверен, что это не правда, Джексон, — сказал Сильвестр.
Джексон ничего не ответил. Он оглядел квартиру. Вырезки из газет. Карту. Кучу книг в гостиной. Одержимость Сильвестра.
— Детектив… — Джекс медленно начал. Он жестом показал вокруг. — Почему ты делаешь это?
Лицо детектива было серьезным. Почти изможденным.
— Марк кое-что упоминал о твоем прошлом, когда мы виделись в прошлый раз. Это было, когда ты был Ангелом? Я знаю, ты говорил мне в прошлом году, что самовольно спас, и потерял свои крылья. И я знаю, — гримаса боли прошла по лицу Джексона — что ты чувствуешь, когда не можешь летать. Но что случилось? Слухи и дискредитация, и потеря крыльев. Что на самом деле произошло?
Сильвестр испустил вздох. Вытащив очки, он протер их белой рубашкой, которую надел под измятую и спортивную куртку.
— Это кажется таким далеким теперь, — сказал Сильвестр. — Хотя я думаю об этом каждый день. Мне трудно говорить об этом.
Джекс посмотрел на детектива.
— Может быть, это поможет сделать что-то хорошее.
— Возможно. — Детектив пошел на кухню и вернулся со стаканом виски. — Я был Хранителем. В то же самое время твой настоящий отец и отчим, оба также становились Хранителями. Это было прекрасное время для Ангелов. Каждый год все больше политиков входило в Защиту, и NAS почти не управляли этим, как теперь. Не так корпоративно. Это был Золотой Век для Ангелов в Америке, по моему мнению.
— Я жил в доме на Лорел Каньон. Не совсем доме, скорее особняке.
Джекс невольно поднял бровь, когда он оглядел нынешнюю скромную квартиру детектива.
— Да, я тоже когда-то жил, подобно Ангелам, Джекс, — сказал Сильвестр. — Мои бонусы с каждым годом становились все больше и больше. Я был молод, всего двадцать два, двадцать три. Я любил Ангельскую жизнь, и она любила меня. У меня была девушка, я был влюблен. Сильвия. Она должна была пройти Инициацию.
Я не очень-то общался с людьми. Я вообще застрял на Ангелах и Ангельских событиях. Так же, как мой отец, и как его отец учил его. Но тогда ребенок изменил мою жизнь. Ей было одиннадцать, может, двенадцать. Это было, когда я был еще новичком-Хранителем. Она была дочерью моей экономки. Ее отец оставил семью, переехал в Техас, когда она была еще ребенком. Она и ее мать жили в гостевом домике в моем поместье.
— Пенелопа… так ее звали… мы иногда играли в шахматы. Она
Сильвестр остановился, чтобы сделать глоток виски. Он посмотрел на его искаженное, янтарное отражение в дне бокала до начала следующей части.
— Это был прекрасный день. Самый прекрасный день, который ты мог пожелать в Городе Ангелов. Особенно в те дни, когда загрязнение было гораздо хуже.
— Пенелопа и ее мать, Мария, должны были поехать к родственникам в Восточный Лос-Анджелес. Они настояли на том, что поедут на автобусе, даже при том, что я предложил отвести их. Я думаю, что Мария была бы смущена, что я увижу, где их семья жила. — Сильвестр покачал головой. — Это — то, что Ангелы вызывают у других людей.
— Что случилось? — спросил Джекс.
— Водитель автобуса был на автостраде, когда у нее случилась диабетическая кома. На шестидесяти милях в час автобус полетел к переходу, по которому они шли.
— У меня было видение. Смерть Пенелопы и ее матери. Это было жестоко, выжгло мой разум. Я увидел ее частоту мгновенно. Она умирала под сокрушительной тяжестью автобуса, когда он опрокинулся на эстакаду и дорогу. Она была, конечно, не под Защитой. Мария могла работать и спасать в течение тридцати лет и ни разу не позволила влезть в политику Защиты. Теперь я знаю, вот почему мой отец не хотел, чтобы я общался с людьми. Не потому, что он был снобом.
— Прежде, чем я понял то, что я делаю, мои крылья открылись. Я вырвался через окно дома и полетел к скоростному автобусу на автостраде. Я был там, Джексон. Я успел вовремя. В тумане, я был рядом с автобусом, готовый спасти, когда автобус рухнул на бетон, как папье-маше, и полетел прямо вниз по улице.
— Но я… — голос Сильвестра прервался на мгновение под тяжестью эмоций. — Я заколебался. Всего на мгновение.
Джексон вздрогнул.
— Я думал о последствиях. О несанкционированном спасении. Потери крыльев. Я колебался. Вместо… вместо того, чтобы просто спасти ее. Я думал о ничтожном себе. Вместо того, чтобы думать о красивой девушке. Это было только мгновение. Но этого было достаточно.
— Автобус начал рушиться от удара об асфальт и сложился, как аккордеон. Я рванул и воспользовался временем, чтобы заморозить аварию. Это взяло все, что было во мне. Куски бетона повисли в воздухе, огромные искры летели из-под смятого автобуса на улице, застывшие в пространстве.
Испуг застыл на лицах тех, кто стоял на улице. Я все еще помню это, ясно, как вчера. Я ворвался через автобусное окно и нашел Пенелопу и ее мать. Они застыли. Ее волосы плавали за спиной. Шрапнель и сумки, и очки, и кровь плыли там, также. Все застыло как на фотографии. И было уже слишком поздно. Нижняя половина Пенелопы была уже раздавлена.