Приручить Сатану
Шрифт:
Вдруг вокруг неё всё зарябило. Ева протёрла глаза, подумав, что у неё что-то со зрением, но это не помогло. Внезапно что-то потянуло её вниз, и только когда это «что-то» коснулось подбородка, Ева поняла, что оказалась в каком-то водоёме. Девушка инстинктивно начала двигать руками и ногами и поплыла; вода была тёплая-тёплая, как в начале августа. «Я в реке, — вспомнила Ева слова из старого мультфильма, переворачиваясь на спину. — Пускай река сама несёт меня».
Туман начал постепенно рассеиваться. Вырисовывались смутные очертания берегов — оказалось, что река была совсем не широкой. Долго ещё Ева плыла по течению, никого не встречая на своём пути, но всё рано или поздно заканчивается, и река тоже, в конце концов, принесла девушку… куда-то. Ева стукнулась головой о что-то твёрдое, и ей пришлось перевернуться обратно на живот, чтобы не утонуть. Тем, обо что она ударилась,
Этот день рождения Ева не забудет никогда.
Глава 13. День знакомств
Замечали ли Вы когда-нибудь, что лето наступает после зимы слишком быстро и резко, словно и нет этих трёх месяцев непонятной погоды? Что весна, по сути, состоит из полутора месяцев тёплой зимы и ещё полутора месяцев достаточно холодного лета, а в переходе между этими двумя временами года нет плавности. При всём желании нельзя сказать того же об осени: тогда температура равномерно опускается на почти одинаковое количество градусов, и, несмотря на короткий период бабьего лета, мы осознаём, что лето закончилось, наступил, предположим, октябрь, и уже через месяц вступит в свои права зима.
Свидетелем именно таких рассуждений и стала Ева буквально на следующий день. Первое мая полностью оправдало себя, наступив не только по календарю, но и по погоде: ещё вчера робкие, размером меньше ногтя мизинца листочки выросли больше ладони, скрыв за собой чёрные влажные веточки, задул тёплый южный ветер, расправил широкие паруса белых пушистых облаков и раструбил над прозябшим городом благую весть о приближении лета. Воробьи и синицы, накануне чирикавшие как-то очень боязливо и неуверенно, теперь запели во весь голос, открыто насмехаясь над окончательно ослабевшей зимой и провожая её наглыми трелями. Наконец-то зацвела черёмуха.
Ева быстро шла по солнечной улице, стараясь заново привыкнуть к стремительно оживающей природе. На душе, вопреки всеобщей радости, было уныло и тоскливо, а от окружающего и искрящегося буквально в каждом движении веселья становилось ещё более уныло и тоскливо. Утром она проснулась с непонятным чувством пустоты в груди, не покидавшим её до сих пор, отчего Ева отстранённо скиталась по многолюдным проспектам и бульварам, как сомнамбула. Прохожие часто задевали её плечом, на что девушка одними губами шептала что-то очень неразборчивое и невразумительное, и вместо возмущённых возгласов она часто получала широко раскрытые от растерянности глаза. В итоге человек либо так же невнятно извинялся и спешно продолжал свой путь, либо тянулся руками к девушке и осторожно придерживал её за плечи, очевидно, испугавшись, не разобьётся ли та от падения с такой большой высоты. Убедившись, что перед ним живой человек, а не фарфоровая кукла великих китайских мастеров, человек нервно поправлял у себя на голове шляпу, если таковая была, и, тут же вспомнив о чём-нибудь важном, пытался догнать уходящий из-под носа транспорт.
Наверное, Ева ещё долго шаталась бы в пространстве города без определённой траектории движения, если бы после очередного столкновения с прохожим она не оказалась прямо перед главным входом в парк. В нём тоже было много людей, в особенности семей с детьми, но, в отличие от улиц, всё это было менее напряжённо и буквально дышало отдыхом. Пройдя медленным шагом по широкой аллее, Ева миновала небольшой парк аттракционов, пересекла большую площадь, работающую по праздникам ипподромом, и немного понаблюдала за лошадьми. Её внимание привлекла одна очень красивая, серая в яблоках лошадь. Она смотрела на Еву каким-то очень грустным и в то же время светлым взглядом, словно хотела что-то сказать девушке, но не могла. К лошади подошли желающие покататься, и вскоре та ушла в противоположном направлении, а Ева свернула на посыпанную мелким гравием дорожку.
Когда девушка очнулась от глубоких внутренних мыслей, то обнаружила, что всё это время шла по границе широкого поля и леса вдоль линии электропередач. Здесь жила именно та странная смесь человеческого и природного, когда нечто рукотворное постепенно растворяется, теряется среди диких мест, куда не дошла вездесущая нога человека, а может быть, просто не захотела.
Постояв ещё некоторое время в раздумьях, среди которых не было ни одной связной мысли, Ева пошла по узкой, едва начертанной на чёрной весенней земле тропинке. Лес постепенно удалялся, а вместе с ним и гул автомобилей на шоссе, и радостные
Вдруг среди густой травы кто-то громко фыркнул. Ева встрепенулась и спешно огляделась вокруг себя, но никого не увидела, кроме колышущейся пожухлой травы и сидящих на ней первых ещё сонных бабочек. Девушка осторожно пошла дальше, постоянно оглядываясь по сторонам и всматриваясь в плотное полотно прошлогодней ржи, однако ни силуэта невидимого существа, ни других посторонних звуков больше не наблюдалось. Ева уже начала думать, что ей показалось, как вдруг фырканье снова повторилось, при этом гораздо ближе и громче, чем в предыдущий раз, и через мгновение из зарослей высунулась большая лошадиная голова.
Ева так и замерла от неожиданности. Лошадь между тем принялась с каким-то особым философским видом обнюхивать девушку, словно пыталась по одному запаху определить степень её доброты, и, удовлетворённо кивнув, мягко уткнулась мордой Еве в плечо. Она сначала оторопела, но затем, взяв себя в руки, ласково погладила лошадь по бархатному носу, на что та довольно прильнула к её руке.
Это была та самая лошадь, которую Ева буквально только что видела на главной площади парка, но на ней не было ни уздечки, ни седла, ни каких-либо других элементов сбруи, присущей «рабочим» лошадям. Она была абсолютно без ничего, словно случайно отбившееся от табуна животное, которое подошло слишком близко к чему-то человеческому и теперь тщетно пыталось найти дорогу обратно. Её благородного серого цвета короткая шерсть, украшенная небольшими белыми «яблочками», сияла в матовых лучах персикового солнца и переливалась из жемчужного оттенка в мокро-асфальтовый, а тёмная длинная грива струилась приятным мягким шёлком вдоль сильной шеи. Тонкие стройные ноги, из которых во время бега била ключом чистая животная энергия, сейчас пребывали в меланхолическом спокойствии, изредка перебирая голыми копытами мелкие камушки. Большие печальные глаза цвета маслины с невидимыми горизонтальными зрачками печально смотрели на пребывающую в приятной растерянности Еву, которая почему-то видела в них не своё отражение, а чей-то светлый и немного потерянный образ среди окружающей глубокой черноты.
— Здравствуй, — сказала лошадь. — Ты потерялась?
— Да, — тихо ответила Ева, заворожённо наблюдая за волшебным существом перед собой.
— Хочешь, я тебе помогу? — лёгкий ветер пробрался между высокими колосьями, раскачал их, и девушка увидела тёмный силуэт животного в глубине поля.
— Да, — снова сказала Ева. Лошадь медленно зашевелилась, вышла из сухой колючей травы на тропинку и осторожно опустилась, приглашая девушку сесть верхом, а когда та залезла, так же аккуратно выпрямилась. Ева обвила руками её толстую шею и сильнее прижалась к животному.
— Держись крепче, — обратилась к ней лошадь, и в следующий миг звонкий ветер засвистел у Евы в ушах.
Лошадь неслась, как в последний раз. Сначала девушка от испуга зажмурилась, с такой скоростью бежало существо по весенней равнине, но потом страх постепенно прошёл. Ева осторожно открыла глаза и увидела одни только смазанные образы, так стремительно сменяли одна другую разноцветные картинки. Жёлтая полоса — это ещё не проснувшееся после долгой зимы поле, усеянное душистыми травами, луговыми цветами, ромашками, васильками, люпинами, которые совсем скоро раскроют свой потенциал в душном воздухе июля, голубая полоса — это пронзительно-голубое небо с небольшими вкраплениями белых облачков, которые всё бегут, бегут куда-то на протяжении многих веков без устали, без цели, без желания, не зная зачем, куда, для кого и к кому; зелёная полоса — это ещё вчера голый чёрный лес на окраине земли, где небо сливается с полем, который теперь поёт на весь земной шар о своём торжестве, словно не он всю зиму дрожал то ли от страха, то ли от холода, не он стоял безмолвный, смиренно понурив голову, не он робко терпел жестокие морозы и колючие вьюги. И вот она лошадь: такая добрая, такая чистая, несётся навстречу тёплому упругому ветру, а тот и рад развеять её длинную шёлковую шерсть вместе с золотой копной сидящей на ней верхом девушки; и всё отступает на задний план, остаётся только природа, лошадь и ангел.