Пришелец

Макгваер Артур

— Двухтактные.

— Какой объём?

— Чуть меньше полулитра.

— Хех, движок-то для своего литража слабоват. С пятидесяти кубиков, почти вдесятеро меньшего объёма вполне можно пяток лошадей в номинальном режиме снять!

— С пятидесяти?!! Врёшь! Рабочие, сгрудившиеся вокруг стола, возбуждённо загомонили.

— Не может этого быть!

— Ребята, а почему вы так решили? — задал коварный вопрос Макаров. Вроде, кроме меня, тут спецов по моторам нет?

Из группы вышел молодой мужчина лет тридцати, и ответил:

— Теорию

я может и не знаю, как ты, но с движками дело имел. Где это видано, с такого крохи получить больше лошадиной силы? Движки под десять лошадей, что мы собирали, они больше литра объёмом!

— Вот, а тут полулитровый — и всего ОДНА лошадь! Непорядок! Если в литровом, как ты говоришь, десяток лошадей! — отреагировал Макаров.

Завязался спор, «авторитет» в моторах не хотел уступать, ссылаясь на свой опыт.

Положил конец спору Семён, своим авторитетом комсомольского вожака он пресёк бесполезную болтовню, предложив Матвею осветить теорию ДВС на запланированной на сегодня лекции.

Бронштейн и Макаров внимательно осматривали части разложенного на столе моторчика на предмет его «щадящей» форсировки. Поскольку других мощных двигателей не осталось, решили потратить рабочую смену на доскональное ознакомление с имеющимися в запасе моторчиками.

— Семён, а какая форма управления у вас на заводе? — внезапно оторвавшись от рассматривания хитровымудренного карбюратора, спросил Макаров. Сей шедевр немецкого творчества, позволявший «Фафниру» работать на керосине, содержал в себе… фитиль, который нужно было поджигать для подогрева топлива и поступающего в карбюратор воздуха. Что обеспечивало уверенный пуск моторчика даже в суровую русскую зиму.

— Какая-какая, рабочая! — сварливо отозвался тот. И ты, Матвей, уже третий день у нас работаешь, а этот вопрос только сейчас задать додумался.

— Рабочая это как? Рабочий коллектив собственник предприятия? Или принимает участие в управлении?

Из последующих реплик Семёна прояснилось, что форма собственности — государственная, т. е. государство, а точнее, местные власти, снабжают завод сырьём и расходниками, а также обеспечивает заказами. Зато управление осуществляется рабочим советом, проводимом раз в неделю. На котором определяют текущий план, назначают управляющих и мастеров. Раз в полгода производятся выборы директора.

Судя по довольно сильному бардаку, царящему на заводе, такое управление больше дезорганизовывало производство, нежели обратное. Хотя было много и положительных моментов.

— Вот гляжу я на этот завод, Митя, — внезапно обратился к Бронштейну Макаров. И вижу множество преспектив, из которых, увы, реализуется самая непритязательная, «каквсегдайская». Нет у ребят знаний, как заставить завод работать в их интересах, и защитить их. Поэтому, судя по тому, что я читал о вашем времени, где-то через полгода начнут наводить «порядок», что выразится в назначении директората «сверху», и ввод на заводе армейских порядков, скорее всего.

— А разве это плохо?

— Ты пока, Митя,

в политике величина фантомно отличная от нуля, хотя уже знаешь чуть-чуть больше остальных простых граждан. Я вот, с высоты своих знаний, вижу, что наиболее вероятное развитие дальнейших событий на заводе — провал не то что в госкапитализм, а даже скорее в «госфеодализм». Армейские порядки по своей природе как раз феодализм и порождают, как продукт своего закономерного развития. А оно нам надо?

— Может с ребятами на эту тему поговорить?

— Дурачёк! Ты что, не видешь, что у них в головах лозуг на лозунге и лозунгом погоняет. Это пока неплохо, — они пытаются «вмять» жизнь в свои идеалы, а жизнь — сопротивляется. Понимания происходящего у них нет, теория Маркса-Ленина о подобных вещах хранит «партизанское» молчание. Сообрази на раз, как они воспримут твои разглагольствования? Как контру!

— Что же делать? Ребята то-ведь, прогрессивные. Многие за дело всерьёз, а не для галочки болеют! Как их просветить-то?

— Вопрос непростой. Но вспомни, КЕМ ты тут назначен. С другой стороны, напрямую агитировать нельзя — шаблоны в головах аудитории «сдетонируют» правоверным марксистским негодованием.

— А что, теория Маркса совсем не годится?

— Как говорил Винни-Пух, не то чтобы совсем. Просто она подменяет действительно научное изучение данных вопросов политикой, а то и хуже — религией! В результате, марксизм перестаёт быть наукой и превращается… превращается в очередную разновидность «опиума для народа». Марксизм же ведь, Митя, если сравнивать его развитие с развитием мирового научного знания, это даже не теория Ньютона, что говорить об Энштейне, а теория Аристотеля в лучшем случае, с его «осьминогими мухами» и движением только под действием силы. Вот например, рассмотрим диалектику…

— А что с ней не так?

— А то, что научность начинается только тогда, когда в существующее «философское течение» приходит математика. Что есть диалектика с точки зрения математики?

— Любопытно. Я как-то в таком ключе над марксистской теорией не задумывался…

— А что ты читал у марксистов?

— «Капитал» Маркса, «Диалектику Природы» Энгельса, его же работу «Анти-Дьюринг», читал работы Гегеля.

— Ну так вот, Бронштейн, тебе задание: — выразить математическим языком все основные принципы диамата! Не бойся, математика хотя и высшая, но довольно простая.

Некоторое время Бронштейн задумчиво вертел в руках цилидр мотора. Затем мысленно произнёс:

— Если смотреть с вершин ТВОЕГО знания, Макаров, с вершины теории нелинейных систем, симметрий и прочего, то диалектика, например, её принцип единства и борьбы противоположностей, хорошо перелагается на язык симметрий. Простейшая симметрия нечто-антинечто. Которые возникают вместе…

— Матвей, чего ты копаешься? — недовольно окликнул задумавшегося Митю бригадир. Давай начинай занятия! Ребята бумаги и чернила раздобыли, так что будем дельные твои мысли конспектировать.