Пришелец
Шрифт:
— Где у него расположены гитара, пиноль и суппорт?!
Матвей подошёл к станку и Макаров, который с токарными работами был хорошо знаком, тыкая пальцем в части станка, уверенно проговорил:
— Вот это — гитара, блок шестерён для нарезки резьб. Вот это — пиноль, для упора точимой заготовки. А это суппорт…
— Что ж, Матвей, рабочий экзамен ты выдержал, — немного смутившись, вынес вердикт токарь.
— Так разве, кстати, а как тебя по батюшке? Пётр Васильевич? разве это Пётр экзамен? Это зачёт, на знание частей
— Вот что из себя должен представлять экзамен…
В следующие полчаса Матвей, закрепив в станке заготовку «блина» коленчатого вала, спрашивал и внимательно выслушивал ответы рабочих. Незнание им нормативов, приёмов, которые квалифицированный токарь обязан знать, раззадорило присутствовавших токарей-комсомольцев и Матвею наперебой давали советы, так, что он едва успевал выделять из раздающихся выкриков дельные советы.
Пробелы в знании ремесла Макаров обнаружил изрядные. Сказывался столетний разрыв в технологиях и материалах.
Результатом «рабочего экзамена», как ни странно, оказался рост авторитета Матвея.
***
Рано утром Матвей направился по адресу, который ему вчера сообщил красный командир, и где расположилась кавалерийская часть, знакомить радиста с правилами эксплуатации электрогенератора.
Отмахав пятнадцать километров пешком, Матвей вышел к лагерю кавалеристов. Назвал пароль, что ему сообщили вчера, и его сразу, без задержек провели в палатку, где расположился местный «маркони».
Илья Хохлов оказался парнем толковым, а возможно, Бронштейн открыл в себе талант педагога, но так или иначе, основы обращения с генератором Илья выучил крепко. Напоследок Матвей помог Илье нарисовать плакаты, поясняющие, как обращаться с хозяйством радиста.
Матвей хотел сразу отправится домой, но его задержал красноармеец. Сказал, что Бронштейна затребовал к себе командир, недовольный тем, что не доложился, а сразу направился к радисту.
Из-за двери единственного здания в лагере доносился приглушённый голос командира, яростно распекавшего кого-то. Бронштейн хотел уже войти во внуть, но Макаров внезапно «перехватил управление» и вслушался в раздающиеся из-за двери голоса:
— Так что, говоришь, жидёнок пешком пришёл? Ты же вчерась велосипед ему оставил, не так?
— Тащ командир, не оставлял я, он меня пнул…
— Эх, Василь! А ещё красный разведчик! Не мог жидёнка вокруг пальца обвести! Как же ты позволил ему себя оглушить? А?!
— Дык, тарищ командир, жидёнок-то непрост оказался! Я уже хотел велосипед забрать, и тут чувствую — летит в меня что-то! Я только обернуться успел — тут-то меня жидёнок и пнул! В прыжке, обеими ногами в бок! Да так, что я к стене отлетел и головой сильно приложился. А он, гад, как ни в чём не бывало, книжки свои собрал, велосипед отвязал, и дал
— Ты что, Василь, нож забыл? Перерезать верёвку не мог?
— Жидёнок велосипед с умом к лестничным перилам прикрутил! Верёвкой от сидора, и множеством узлов закрепил. Я их пока резал — он и выйти успел.
— Слушай Василь, я тебе не деревенский дурачок! Как это ты отрезать верёвку не успел, он же за книгами ходил, а их долго ищут!
— Тарищ командир, так этож жид! Он велосипед всё время глядел! Сначала пришёл и привязал, пошёл наверх, я сунулся было — а он вниз спускается. Я в сторону. Он около велосипеда всё время, что книги искали, крутился, а затем его позвали. Я узлами занялся, а они, гадство режутся плохо, и подлезть к ним трудно. Так и проворонил…
— Слухай меня внимательно, Василь! Жидёнка — не трогай! И в дом к нему — ни ногой! Ничего, подождём, начнёт он кататься, тогда и заберёшь! Но чтоб он тебя больше не застукал, разведчик хренов!
Дослушав, Макаров резко отпрянул от двери и отошёл за угол дома. Спустя десяток секунд из двери появился раскрасневшийся боец, зло зыркающий по сторонам. Не останавливаясь, он направился куда-то в центр лагеря.
— Бронштейн. Мои подозрения оправдались. Командир-то «кубаноидом» оказался.
— Кубаноид?! Кто это?
— Житель Кубани. В мои времена так назвали хитрых и прижимистых мужичков, что жили на Кубани и не упускали случая «развести лоха».
Выждав пару минут, Матвей зашёл в здание штаба.
— Ааа, Матвей, — радушно улываясь, поприветствовал его командир. Что же ты субординацию нарушаешь? Положено докладываться командиру, по прибытии в военную часть. А ты сразу к «маркони»? А?
— Так я не солдат. Гражданский. Про субординацию не знаю. Вчера Вы мне о порядке прибытия в часть не рассказывали.
— Эх, не служил ты, сразу видно, гражданский шпак. Ничего, вот пройдёшь сборы, научишся. Как там, «маркони» научил?
— Илья сообразительный, схватывает на лету. И пойду я, у меня смена на велозаводе…
— А почему не на велосипеде? Мы ж тебе его подарили, чтобы ты ноги не бил! Пешком что ли дошёл?
— Ага. Я увы, вчера гвозь шиной «поймал». Сейчас голову ломаю, как заклеить.
— Эх ты! Новую вещь спортил! Ладно, иди Бронштейн. Командир вытащил из под стола бумаги и стал их демонстративно просматривать.
Отойдя на пару километров от лагеря кавалеристов, Макаров вдруг так безудержно захохотал, что заставил общее тело остановиться. Окончив веселиться, он вдруг погрустневшим голосом сказал опешившиму Бронштейну:
— Вот видишь, Митя, какие люди бывают? И ТЫ с ними коммунизм строить хочешь? Понимаешь теперь смысл поговорки «когда хохол родился, еврей заплакал»?
Всю дорогу до дома Бронштейн молчал.
Во дворе дома Матвей встретил брата, который ничтоже сумнящееся хотел ехать в горсовет на велосипеде.