Пришествие Зверя том 2. Антология
Шрифт:
— Хорошо наконец поговорить лицом к лицу, — сказал Калькатор.
Церберин ожидал, что голос предателя будет соответствовать его изможденному виду, но тот оказался на удивление сильным и звучным. Это был голос, который Церберин легко мог представить в разговоре с примархами.
Недостойный трепет зависти, нет, еще хуже — любопытства — нарушил ровное биение его сердец.
— В самом деле, ты — столь же отрадное зрелище, как и огромный мир-гарнизон твоих отверженных братьев.
— Он долго оставался без нашей заботы, — отозвался Калькатор. — Если бы его по-прежнему защищали мои братья, ситуация была бы иной.
— Если бы все эти
— Тем не менее он еще послужит нам, — сказал Калькатор, поворачиваясь к Церберину. — Твой корабль не перенесет нового перехода через варп, если его не починить. А мой не уцелеет без твоего.
— Мы посылаем навигационный пакет, — продолжал Гонориус, показывая на что-то или кого-то за пределами изображения.
Маркариан захромал к ближайшему работающему терминалу и активировал его, лицо командира казалось зеленым в свечении телеметрики и значков на экране.
— Восьмая планета. Ледяной гигант класса «Уранос», с системой колец на почти перпендикулярной орбите. Координаты для геостационарного положения над северным магнитным полюсом, внутри колец. — Он восхищенно улыбнулся. — Боюсь, индекс дифракции магнитосферы и колец слишком велик для нашего ауспика.
— Как и для орочьего, — сказал Калькатор. — Если их технические способности выражаются не только в огневой мощи и работе двигателей, они пока еще не продемонстрировали этого.
Глядя мимо образа космодесантника-предателя, Церберин обратился к другой фигуре:
— Как дела у тебя, эпистолярий?
— Если ты имеешь в виду меня лично, то, должен признаться, бывало и лучше. Орочий псайкер на борту того авианосца был невероятно мощен. Он… сильно на меня подействовал. Но я поправлюсь. Благодаря предусмотрительности Тейна, «Жиллиман» и «Эксцельсиор» вышли из битвы при Вандис с минимальными повреждениями, но «Парагон», «Отважный» и «Молчаливый» потребуют серьезного ремонта. От «Паладина Рубике» и «Поборника» по-прежнему ничего не слышно. Мы и на ваше выживание почти не надеялись, первый капитан. Мы ждали несколько часов.
Маркариан жестом потребовал инфопланшет, тут же получил его и коснулся экрана, потом повернулся к Церберину:
— Получено и подтверждено в режиме реального времени: переход через двадцать два часа и одиннадцать минут. — Он вернул планшет служителю. — Проверьте, чтобы хронометры «Данталиона» не отставали.
Церберин тяжко выдохнул.
Если орочья методика телепортации хотя бы немного превосходит в надежности варп-переходы, то это говорит о решительном технологическом прогрессе куда больше, чем даже гравитационное оружие, развернутое у Вандис. Капризы эмпиреев ограничивали любые операции галактического масштаба. Невозможно было рассчитывать, чтобы флоты, идущие к одной и той же точке из равноудаленных систем, пришли с расхождением пусть даже и в несколько дней. Порой астропатическое послание, отправленное через имматериум с Терры, доходило до Альфы Центавры за неделю или месяц и вполне могло по пути сначала достичь далекой Окклюды. Это превращало контроль над тысячами активных флотов и боевых единиц в развивающейся в нескольких сегментах тактической ситуации в сущий кошмар логиста. Такая задача показалась бы нелегкой даже примарху.
— Если нам придется остаться здесь, надо воспользоваться преимуществами ситуации, — сказал Церберин. — Орки не обустраиваются, орки не торгуют — однако здесь
— Желательное положение вещей, учитывая наше нынешнее состояние, — вставил Калькатор.
— Там что-нибудь видно, эпистолярий? — спросил Церберин сквозь сжатые зубы.
— Император не даровал мне видений с тех пор, как мы покинули Терру, но в последнее время у меня было мало возможностей подумать об этом. — Гонориус опустился, надо полагать, на командный трон и закрыл глаза. — Вы старший по званию, первый капитан. Я склонен согласиться с кузнецом войны, но поддержу любое ваше решение.
— Оно уже принято, эпистолярий.
Калькатор страдальчески вздохнул:
— Пусть это будет на твоей совести.
— Я не нуждаюсь в твоем одобрении.
— Хорошо. Потому что я его не даю, младший кузен. Но Пракс — это наш мир, и если ты настаиваешь на таком плане действий, то я должен настоять на том, чтобы сопровождать тебя на поверхность. Твоя гибель или гибель твоих воинов не повысит наши шансы на выживание.
Церберин вскипел. Но почему нет? Самое невероятное событие, какое только можно предположить, как это всегда определяли писания Робаута Жиллимана и наследие Ориакса Данталиона, уже произошло — был восстановлен Седьмой легион. Где теперь предел? Одно нарушенное правило? Два? И вообще, есть ли этот предел?
— Каждый возьмет по одному отделению.
— Согласен.
Бледное лицо Калькатора тронула улыбка. Церберин встретил взгляд кузнеца войны — холодный и серый, как и его броня.
Глава 12
Дракан Вангорич преклонил колени в святилище, чтобы зажечь свечу. Их было больше, чем обычно. Некоторые уже почти догорели, фитили пытались удержаться во все более глубоких лужицах расплавленного воска.
Капелла представляла собой сурового вида каменную келью, даже без окна, дабы ничто не отвлекало от общения с Богом-Императором. Ею обычно пользовались дворцовые слуги и управляющие для исполнения религиозного долга, но Вангорич находил аскетизм часовни полезным, подчеркивающим скромный и благопристойный вид молящегося. Вообще говоря, Вангорич и был таким, но никто же не зажигал свечу и не оставлял монетку в чаше для подаяний, чтобы заявить о собственных добродетелях себе самому. Это был изощренный маскарад, игра, в которой никто не играл роль, предписываемую костюмом, представление, разыгрывавшееся каждый день его жизни, так что вездесущие дворцовые шпионы могли видеть того Вангорича, какого он сам хотел показать их хозяевам. Делая так, он позволял себе стать почти таким же пустым, как и роль, которую играл.
От некоторых привычек трудно отказаться. Даже сейчас, когда весь Внутренний Дворец денно и нощно готовился к делам Сенаторума, Дракан поддерживал иллюзию собственного благочестия.
Вангорич задул огарок и бросил его в сосуд с песком.
Вопреки своей репутации он не был склонен к одиночеству. Когда человек один, с ним может стрястись решительно что угодно. Он прекрасно знал об этом. Круль, разумеется, в любой момент явился бы меньше чем за полминуты, но и он сам отнюдь не был беззащитен. Без этого едва ли можно достичь поста великого магистра Официо Ассасинорум, но он также знал пределы своих возможностей. В этой Галактике самоуверенные люди долго не жили.