Приснись мне, убийца
Шрифт:
– Но старуха-то должна быть. Та самая, о которой вы рассказывали.
– Да, наверное. Но она не откроет. Слишком плоха.
Хургин вдруг подумал, что женщина могла умереть за это время, и их с Большаковым поездка в Смоленск окажется бессмысленной.
– Поверните ручку, – предложил Большаков. – Может быть, дверь не заперта.
Так и оказалось. Дверь открылась, обнажив сумрачное нутро дома. Все так же пахло плесенью и пылью.
– Есть кто-нибудь? – крикнул Хургин.
Ему
– Произведем осмотр, – сказал он будничным голосом, в котором таилась насмешка.
– А если в доме никого нет?
– Посторожим вещи хозяев. Они нам еще будут благодарны.
Хургин дошел до знакомой двери быстрым шагом и толкнул ее. Дверь поддалась. Старуха была здесь. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Клочья седых волос на ее голове казались бутафорскими.
– Здравствуйте! – громко произнес Хургин.
Стоящий за его спиной Большаков дышал спокойно и размеренно.
Старуха медленно повернула голову и посмотрела на вошедших.
– Я уже был у вас, – сказал Хургин. – Помните? Спрашивал у вас про Аллу. – Показал рукой на стену: – Алла жила там, за стеной. В соседней квартире.
– Алла – хорошая девочка, – сказала старуха.
– Да, – поддержал разговор Хургин. – Очень хорошая. – Быстрым движением достал из кармана снимок – Марина Козлова, ее сестра Алла и маленький мальчик между ними. – Вот она, видите?
Старуха долго смотрела на фотографию, потом ткнула в Аллу старческим сморщенным пальцем:
– Вот Алла.
– Да, – кивнул Хургин, – это Алла. А кого вы еще здесь знаете? Вот эта женщина вам знакома?
Старуха рассматривала снимок. Пауза затягивалась.
– Ну хорошо, – сказал Хургин. – Тогда скажите о мальчике. Как его зовут? Вы помните?
И опять пауза, но на этот раз не столь продолжительная.
– Алешенька, – сказала старуха.
И в прошлый раз она назвала это же самое имя. В тот раз Хургин поправил ее. Теперь он не собирайся повторять свою ошибку.
– Алешенька, – кивнул он доброжелательно, а сердце словно взбесилось и готово было выпрыгнуть из груди. – Он жил здесь, да?
Хургин слышал, как Большаков за его спиной затаил дыхание.
– Да.
– Вместе с Аллой?
– Да.
Старуха отвечала не сразу, а с большой задержкой, и эти паузы казались Хургину невыносимо длинными.
– А кем Алеша приходился Алле?
Пауза. Очень долгая. Хургин догадался наконец, что старуха не поняла вопроса.
– Кто Алеша для Аллы? – спрашивал он терпеливо. – Племянник?
– Сын.
– Сын?
Женщина прикрыла глаза. Она уставала от длинных разговоров, наверное.
– Алеша – сын Аллы?
– Да, – сказала
– Он жил здесь все время?
– Да.
– Где он сейчас?
Пауза.
– Вы знаете, где живет Алеша?
– Алла умерла, – неожиданно произнесла женщина тихим голосом.
– Да, я знаю. А что стало с Алешей? Его забрал кто-то из родственников?
– Детский дом.
– Он попал в детский дом? – догадался Хургин. – После того, как Алла погибла. Да?
– Да.
Хургин распрямился и теперь мог перевести дух.
– Был этот мальчишка, был! – сказал он Большакову. – Звали Алешей. Она мне и в прошлый мой приезд в Смоленск это имя называла, а я решил, что она оговорилась, что ее подвела память. Никогда здесь Олег Козлов не бывал. Его мать приезжала сюда одна, без сына. И на фотографии этой – не Олег.
– Но почему они так похожи?
– Не знаю. Возможно, в жизни они не так явно друг друга повторяют. Увидим, когда разыщем этого загадочного Алексея. Вот только где его искать?
– А это уже наша забота, – сказал Большаков.
– Думаете, что найдете?
– Ничуть не сомневаюсь. Если он попал в детский дом, то какие-то его следы обязательно обнаружатся.
Глава 46
Алексей носил фамилию своей матери – Горюнов и действительно воспитывался в детском доме. Имя его отца было неизвестно. Все это Большаков выяснил к вечеру того же дня.
Директора детского дома они застали в ее кабинете.
Молодая женщина, едва ли ей больше тридцати. Но держалась очень уверенно и властно.
На всех воспитанников детского дома были заведены личные дела.
«Сохранились ли бумаги Алексея Горюнова? Посмотрим. Когда, кстати, он здесь жил? Лет двадцать назад? Нет, в таком случае ничем нельзя помочь. Бумаги хранятся десять лет. Что дальше? Просто сжигаются, и все».
Хургин поскучнел. Ему показалось, что ниточка оборвалась. Не может судьба радовать все время. Когда-то везенью приходит конец. Большаков с непонятным доктору упрямством продолжал еще задавать какие-то вопросы, но все это было не то.
Хургин уже не участвовал в разговоре, задумчиво скользил взглядом по свежевыкрашенным стенам кабинета. Здесь все изменилось за эти годы – и стены, и люди. «И люди, – вдруг повторил он про себя. – И люди. И люди!!»
– Вы человек здесь новый? – вторгся в разговор Хургин.
Женщина пожала плечами:
– Не совсем. Четыре года работаю.
– А остался кто-то из тех, кто работал здесь прежде? Десять, двадцать лет назад?
– Да, – женщина прикрыла глаза рукой, вспоминая. – Татьяна Тимофеевна. Она сейчас нянечкой работает.