Пристав Дерябин (Преображение России - 4)
Шрифт:
— Еду же в Москву.
— В Москву? Зачем?
— За песнями, — за чем же еще! Конечно, по делу. На завод. Товарищ один вызвал телеграммой.
— А домой почему телеграммы не послал?
— Послал же! Вчера послал. Как только Колю освободили.
— Вот видишь! Значит, сидел?
— Еще бы не сидел! Спасибо, что только неделю продержали.
— Где же он теперь? Дома?
— Конечно, дома.
— А ты не врешь?
— Зачем же мне врать? Приедете — увидите.
— Мы так и думали, что посадили… Только мы думали, что обоих.
— Ну вот, обоих! Жирно будет
— Сдал все-таки?
— Ну еще бы нет! Теперь кончено, — инженер, с чем можете и поздравить.
— Поздравляем! Поздравляем!
— Да что же толку-то, когда война подоспела!
— Неужели будет?
— Прикажи, чтобы не было… А тебя, Надюха, кто же надоумил теперь Нюрку в Питер везти?
— Сама надоумилась. А что?
— Ничего, не плохо… Позже, пожалуй, труднее было бы.
— Труднее? Я тоже так думала. А почему труднее?
— Вот тебе на — «почему»! Завируха же, конечно, начнется… А мама как?
— Ничего и мама и дедушка… О вас беспокоились.
— Ну, понимаешь, нельзя же было писать: арестован и так далее… Обошлось все-таки, и ладно. А Саша с Геной когда едут?
Даже при самом беглом взгляде, каким обычно обмениваются друг с другом люди в тесной вокзальной толпе, всякий мог бы безошибочно решить, что разговаривают так оживленно брат и сестры: Петя был очень похож на Надю и Нюру и ростом, только немного повыше их: круглое румяное лицо, круглые серые глаза — этим все трое они вышли в мать.
— Где же твой поезд? — спросила Надя.
— А там, на четвертой платформе, — неопределенно мотнул куда-то головой Петя. — Больше часа стоим, и никто не знает, сколько еще стоять будем… Вы тоже тут застрянете надолго… Так что я, пожалуй, вполне успел бы взять билет обратно да поехать с вами.
— Поедем, Петя, в Петербург! — радостно вскрикнула Нюра, но Надя оказалась строже сестры.
— Как же так, Петя, ведь тебе же надо в Москву? — спросила она, сделав ударение на «надо».
— Надо-то надо, да, признаться, что я больше на радостях, что Колю отпустили с подпиской о невыезде. Ему, дескать, нельзя никуда уехать, а мне можно, — вот и поеду… А то в сущности едва ли стоит ехать.
— А что? Почему не стоит?
— Да ведь завод-то немецкий, то есть хозяева немцы, а вот-вот война с немцами… Получается дыня с квасом… Говорят люди, что завод этот тогда неминуемо прикроют… Или, может быть, в лучшем случае отберут.
— Ну что же, это хорошо будет, если отберут, — пылко сказала Нюра.
— Хорошо-то хорошо, да ведь и меня тоже отобрать могут.
— Куда, Петя, отобрать?
— Как куда? В армию, конечно…
— Неужели? Ведь ты же инженер теперь, Петя!
— Что из того, что инженер… У нас, в Крыму, тоже инженеры были из немцев-колонистов — Кун, например, электрик, Тольберг, тоже электрик, и другие — их уже вызвали в Германию служить в армии.
— Как так в Германию вызвали? Почему в Германию, если они наши немцы были? — удивилась Надя и добавила: — И откуда ты это знаешь, что их в Германию вызвали?
— Знаю. Писали мне. Теперь уж их нет в Симферополе. Они ведь отбывали
— А что, Петя, а что именно? — заволновалась Надя.
— Манифестации! Дамы зонтиками машут и кричат: «Долой немцев!» В Германии считают, что мы уж у них в кармане, остается только этот карман застегнуть аккуратно на пуговку, и вся недолга.
— Мы? Огромная страна такая? — запальчиво вскрикнула Нюра.
— Вот тебе и огромная. А порядки наши…
Очень большая толчея была на вокзале оттого, что два поезда стояли здесь в ожидании отправления: однако, кроме пассажирских, тут был еще и воинский поезд и два поезда товарных, но с военным грузом. На такое обилие людей тверской вокзал не был рассчитан, поэтому, кое-как выбравшись из давки на двор со стороны города, именно туда, куда устремились было Надя и Нюра, все трое вздохнули гораздо свободнее.
— Еще войны нет, а уж такая бестолочь, — сказала Надя, — а что будет, если война начнется!
— Призвать меня в армию, думаю так, на этих же днях могут, — отозвался Петя и гораздо более оживленно продолжал: — Но все-таки что же мне делать, в самом деле? Ехать ли в Москву, или с вами назад?
— Бери билет, Петя, голубчик, поезжай с нами! — тут же отозвалась на это Нюра, но Надя, сделав строгое лицо, заметила:
— А если там, в Москве, ты место потеряешь?
— Да теперь ведь, кажется, все места потеряют, — вздохнул Петя.
— Ну, это ведь только твое личное мнение такое.
— Ничего, ничего, приедешь в Петербург, и твое личное мнение станет такое же!
Петя похлопал слегка по плечу Надю, раздумывая, а в это время на вокзале зазвякал колокольчик швейцара, и раздался тягучий басовый голос:
— По-езду на Москву пер-вый зво-нок!
— Ого! Вот так штука! — встрепенулся Петя. — Наш поезд желает двигаться! В таком случае, так и быть уж, поеду!
— Неужели поедешь? — удивилась больше, чем опечалилась, Нюра, а Надя сказала:
— Поезжай, конечно! В случае чего, приехать в Петербург всегда успеешь.
— Резон, — одобрил ее Петя и, взяв под руки сестер, снова втиснулся с ними в гущу вокзала.
Как ни медленно шел почтовый поезд на Петербург, как ни долго стоял он на станциях, все же в десятом часу утра он дотащился до Николаевского вокзала, и первое, чем встретил Надю этот вокзал, — на нем почему-то было непривычно мало носильщиков. Пришлось самим взять чемоданы и корзину и медленно, вслед за другими, тоже отягощенными своим багажом пассажирами, двигаться от поезда к выходу на Знаменскую площадь.